"Олег Павлович Смирнов. Неизбежность (Дилогия, #2) " - читать интересную книгу автора

За все свои воинские годы я не катил столь продолжительно в теплушке и не
совершал столь длительного марша. А между тем армейской колеи
придерживаюсь с октября тридцать девятого, кой-какой опыт поднакопился.
Видать, еще недостаточный. Надобно обогатить.
Да, а ротный я отныне законный, стопроцентный. Не врид и не врио.
Постоянный, затвержденный приказом по дивизии. Надо же: солдаты спят, а
служба идет, штабы скрипят перьями, в дороге реляции сочиняют. Когда
подъезжали к монгольской границе, вездесущий замполит Федя Трушин шепнул
на ушко: "Петро, с тебя причитается: утвержден ротным!" - "Иди ты!" -
"Голову на отсечение: по моим данным, комдив прпказнк подписал!"
Я верил - не верил, но в Баян-Тумэни при выгрузке комбат сказал мне
вполне официально: "Лейтенант Глушков, есть на тебя приказ из штадива, из
отделения кадров. Поздравляю: законный ротный". Обрадовался? Да. Не очень,
правда, остро. Больше бы обрадовался, если б комбат сказал: старшего
лейтенанта присвоили, готовь третью звездочку. Засиделся я в девках, то
есть в лейтенантах.
Пропуская колонну и покрикивая: "Ребята! Подтянись, растянулись как!
Подтянись, подтянись!" - я подумал, что догонять и перегонять роту всякий
раз накладно, напрягаешься, да что ж попишешь: из головы колонны людей не
увидишь, особливо спиной. Пока отстающих нет, хромающих тоже. Если что,
товарищи помогут, возьмут часть груза себе, а уж ежели совсем худо кому
будет, посажу на повозку; с повозками идет старшина Колбаковский: не
доверяет ездовым, еще перепутают скатки да и вообще чтоб не спер кто из
соседних рот. ("Старшинские повадки мне знакомые: как недостача, так
организуют на стороне, публика дошлая...")
Как бы гляжу на себя сбоку: и лейтенант Глушков утратил стройность,
сутулится, ступает отяжелеыно, гребя песок носками.
Гимнастерка под мышками и на спине пропотела, из-под пилотки (фуражечку
с лакированным козыречком упрятал до поры до времени в "сидор") стекают
капли пота. Сердце бухает, коленки расслабленно дрожат, присесть либо
прилечь влечет неодолимо.
Одолимо, разумеется, однако и усталость давит, гнет к земле. Невольная
думка: "Привальчик бы!" Командир полка проявил чуткость к моим и нашим
мыслям, и по колоннам прокатилось:
- Прива-ал! Прива-ал!
Желанная команда! Все поплюхались мешками, прямо у дороги. Разговоров
не слыхать, мало кто курит. Лежать - блаженство. Земля прохладная и
подрагивает от танковой поступи. Лязг, рокот и гул. Но сквозь них
пробивается свист ветра - будто тарбаганпй свист; мы этих зверьков видели
днем: любопытничая, стоят у норок, как столбики, и чуть что - прячутся
мгновенно.
Днем увидим тарбаганов, и днем будет пекло. Сколько еще минут привала,
вот-вот скомандуют вставать и строиться? Оттянуть бы эту команду! Таким
чередованием часов изнурительной ходьбы и минут блаженного отдыха и будут
ближайшие несколько суток.
Чую: дадутся нам эти сутки...
- Вста-ать! Стройся!
Команда перекатами идет от головы полковой колонны, доходит до меня - я
кричу: "Первая рота, становись!" - своим подчиненным кричат командиры
взводов и отделений, затем команда катится дальше, в другие батальоны и