"Олег Павлович Смирнов. Эшелон (Дилогия, #1) " - читать интересную книгу автора

не знаю. Почему ветродуй?
Трения у нас пошли с того часа, когда я обрезал Колбаковского. Да и как
было не обрезать? Сказанул мне: "Ты, лейтенант, не мудри..." Этак он
разговаривает с командирами двух других взводов - старшие сержанты на
офицерских должностях терпят старшинские грубости. А мне зачем терпеть?
Теперь он обращается ко мне "вы" и "товарищ лейтенант", но во взоре лед:
лейтенантик мальчишка, кто ты супротив кондового, непотопляемого старшины?
Осматривая строй, Колбаковский дольше всех обнюхивал мой взвод, и
наперед было известно: придирки будут именно к первому взводу. Так и есть:
старшина остановился перед строем, поглубже надвинул фуражку и сказал,
шлепая нижней губой:
- Внешний вид роты удовлетворительный. За исключением первого взвода.
Там, видать, пренебрегают истиной: война закончилась, а внешний вид
остается! Давайте взвесим положение в первом взводе...
И Колбаковский противным тенорком, врастяжку, начал перечислять бойцов,
у коих не почищены пуговицы или сапоги, не сменены подворотнички, плохо
заправлены гимнастерки. Мы - командир роты и взводные - стояли в сторонке,
и ротный сказал с укоризной:
- Надо полагать, товарищ Глушков примет надлежащие меры.
- Надлежащие? Приму, товарищ капитан, - сказал я, натягивая кожу на
скулах и стараясь не взглянуть на злонамеренного старшину.
Далее. Подразделение направили на хозяйственные работы, точнее - пилить
деревья, обрубать сучья. Вроде бы неплохо это - побыть на природе до
обеда. Но я так не могу. Если что-то поручено, надо исполнять без дураков,
на совесть. Поскольку же пилой и топором владел худо, то и не показывал
личного примера.
Какой там пример! Пилу я тянул куда-то вбок, рывками, напарник,
замполит батальона Трушин, щербато ухмылялся:
- Петро, прямей держи, неустойчивый ты элемент! Да не дергай, веди
плавно!
Лезвие топора то не дорубало ветки, то с нерасчетливой силой вонзалось
в самый ствол. Гвардии старший лейтенант Трушин и тут подтрунивал:
- Аи, Петро, Петро, этак ты нам все бревнышки попортишь!
Я отшучивался, но старался, лез из кожи вон.
Не хотелось ударить лицом в грязь - и перед подчиненными, и перед
начальством, перед Трушиным. Удивительные у меня с ним отношения. Конечно,
он для меня начальство - заместитель командира батальона по политической
части, я всего-навсего взводный. Но мы на "ты", я с ним могу спорить,
говорить дерзости и вообще хамить. Как будто мы друзья-приятели. В
сущности, мы и являлись таковыми. С тех пор, как втроем околачивались в
резерве фронта, три младших лейтенанта - покойный Витя Сырцов, Трушин и я.
С Витей я дружил накрепко, парень был изумительной души, к нам примкнул
Трушин, подружились и с ним.
Из резерва мы с Витей Сырцовым попали в одну дивизию взводными, Трушин
- в гвардейскую. Уже после гибели Вити Сырцова в батальон прибыл Трушин -
преуспел на политработе. Обнялись, расцеловались, а назавтра стали
лаяться. Выяснилось, что мы с ним довольно разные характерами - за месяц
болтания в резерве этого не выяснили! - но он прощал любое нахальство,
тянулся ко мне, ну а я вообще отходчив: поругался и забыл, зла не таю. Да,
Грушин мужик ничего. Хотя до Вити Сырцова ему как земле до неба. Витя