"Виталий Смертин. Не забывай о сердце (Роман) " - читать интересную книгу автора

то трудно будет приступать к занятиям - науки успеют осточертеть.
Ещё днём он встретил однокурсников - Славика и Миколу. Славик был из
Череповца, а Микола - полтавчанин, как-никак земляк, хоть и не близкий.
Договорились, как всегда, убить вечер за шахматами, выпить по бокалу-другому
хорошего вина.
Среди мужской половины общежития, конечно, более была в ходу
"Пшеничная" - "ноль семь" на троих под яичницу с луком.
Славная была яичница! Берётся четыре-пять больших луковиц, которые
мелко шинкуются и обжариваются на сливочном масле. Туда же можно
приспособить и дольки свежих помидоров. Потом посыпается всё кусочками
твёрдого сыра - лучше костромского - и заливается подсолённой болтушкой из
восьми яиц. Тушится на маленьком огне, под крышкой. Готовый продукт
облагораживается майораном и другими приправами.
Яичницу Славик с Миколой никогда не жарили, не умели, наверное. Да и
"Пшеничной" всегда предпочитали вино, потому-то Максим и затарился
"Каберне". Ему было комфортно и без яичницы: шахматы "на вылет", разговор
"ни про что", но с неким философским привкусом. Тут никогда не рассказывали,
оглядываясь друг на друга, анекдоты про Брежнева, а чуть позже - про
Черненко и Андропова, не пытались решить все глобальные противоречия
"светлого будущего" даже в подпитии не завершали вечеринку сальными
разговорами "про баб-с" а ля поручик Ржевский.
Максим выгреб из холодильника "Каберне", а из чемодана - пачку
американского "Отамана". В блоке их оставалось ещё восемь.
Рассматривая пачку ещё на Привозе в Одессе, он немного удивился
украинским надписям, но решил, что это стилизация. Прочитать всё до буковки
он так и не удосужился. Купил - цена пристойная, рубль за пачку. В Москве
иногда до сих пор выкидывали остатки олимпиадной роскоши, но пачка стоила не
меньше полутора рублей. Купил и не пожалел - табак ароматный, лёгкий. "Буду
брать только на вечеринки, как тот "Ротманс", что Андрей привозил", - решил
он.
Через минуту он уже был на девятом этаже. На запрещённой "Правилами
социалистического общежития" электроплитке булькал чайник, уже стояла
шахматная доска с расставленными фигурами.
Разошлись под утро. На столе теснились грязные бокалы, валялись
колбасные шкурки, пепельница была переполнена "бычками" и рядом с ней
сиротливо пристроилась пустая пачка из-под "Отамана".

Г л а в а 2
Арестовали Максима через несколько дней, когда он поднимался по
ступенькам к вестибюлю "креста". Его обогнал справа и неожиданно заступил
дорогу приземистый парень в сером костюме и с незапоминающимся лицом, сунул
под глаз красный прямоугольник с надписью "КГБ СССР" и проговорил, негромко,
но властно:
- Максим Курило! Вы поедете с нами!
Сопротивляться было бессмысленно, тем более что и слева уже стоял ещё
один в таком же костюме, хотя его лицо явно выдавало или запорожские, или
полтавские корни. Завершалось оно коротким ёжиком темных волос и смешно
оттопыренными ушами.
Максим кивнул, мысленно обозвав парочку крокодилом Геной и Чебурашкой,
а в голову влезла ещё одна ассоциация: Коровьёв и Азазелло.