"Семен Слепынин. Второе пришествие" - читать интересную книгу автора

Следующая страна, которую Иисус отчетливо помнит, - Франция
восемнадцатого века. Где-то в провинциальной глуши он прожил тогда долгую,
но ничем не примечательную, полурастительную жизнь деревенского кюре.
Но вот следующая фаза становления Бога, падающая на конец
девятнадцатого века, весьма примечательна. У него возникло тогда неистовое
желание превзойти все земные науки, познать тайну мира. Он - Нильс Ларсен,
швед по происхождению, но живет в Испании в монастыре, который расположен на
неуютном каменистом берегу Бискайского залива.
Нильс на особом положении. Он - затворник, ученый монах. Сейчас Иисус
до мельчайших подробностей может восстановить в памяти более чем скромную
свою тогдашнюю келью, узкое окно которой смотрело на серые волны почти
всегда шумного, неприветливого моря. Койка, стол, стул и множество книг - на
полках, на столе и просто на шершавом каменном полу. Здесь Кювье и Ламарк,
Гомер и Данте, Ньютон и Дарвин. Но больше всего книг по философии и
богословию.
Зимой и летом в келье - холодно. Однако Нильс этого не замечал. В нем
горел внутренний жар. Он читал книги, жадно вбирая в себя мудрость
человеческую и размышляя о коренных тайнах всего сущего. Нильс пришел к
твердому убеждению, что природный мир, трепетный и преходящий - всего лишь
отблеск иного, духовного мира.
...Какое-то смутное беспокойство заставило. Иисуса подняться с постели.
Он зажег свет. Было уже три часа ночи.
Ступая босыми ногами по мягкому ковру, Иисус несколько раз прошелся от
койки до зеркала в противоположном углу. Душу саднило какое-то смутное
чувство. Что-то он упустил в своих рассуждениях и воспоминаниях, что-то
очень важное.
Иисус остановился перед зеркалом, не заметив в нем свое бледное лицо.
Ему пришла в голову неприятная, но честная мысль: он неверно, пристрастно
оценил опыт только что промелькнувшего тысячелетия. Вера никогда не была
источником силы человека. Когда Иисус в своих прошедших жизнях был пахарем в
бедной северной стране, то молитвенные поклонения всевышнему приносили ему
одни бедствия и лишения. Из нищеты крестьянин стал выбираться лишь тогда,
когда распрощался с верой и начал полагаться на свои силы.
А духовность? Вот здесь-то, пожалуй, самая главная ошибка. Не только в
оценке, но и в выборе и фиксации прошедших судеб он был не совсем правдив.
Иисус отмахивался от одного, не совсем, правда, четкого видения, от одного
страшного эпизода. Он помнит себя подростком, с ужасом смотревшим на казнь
"неугодного Богу" человека, прославившегося своей ученостью, свободомыслием
и нравственной силой. Как раз той духовностью, за которую ратовал Иисус. И
он, подросток, хорошо знал и любил этого человека. Церковники, "братья во
Христе", жгли на костре его отца! В какой стране это происходило - не так уж
важно. Может быть, даже на "святой Руси". Но вероятней всего в Испании или
Италии. Конечно, отец подростка - не Джордано Бруно, но очень похожий на
него человек. И таким отцом, думал сейчас Иисус, можно гордиться, он нес
людям веру не в Бога, а в Человека и его духовную силу.
А старец Василий, перед которым Иисус раньше чувствовал умиление,
вызывал теперь только жалость. Вся жизнь старца убеждала в том, что вера в
Бога препятствовала становлению его как духовной личности. Смирение и
мироотречение, которое воплощал старец Василий, - не духовное богатство, а
нищета...