"Ольга Славникова. Один в зеркале" - читать интересную книгу автора

Антонов, конечно, и мысли не допускал, что Викино кокетство может
как-то подействовать на его друзей. Но ему почему-то не нравилось, что Вика,
третируя обидчивого Алика и за глаза называя его "конфетным фунтиком",
необъяснимо симпатизировала Сане и с готовностью разглядывала его
пропыленные, сильно обедневшие коллекции минералов и значков, болтавшихся на
рваных, как куски яичницы, поролоновых пластах, - а Саня, извлекая для
гостьи на глазах жены этот забытый домашний хлам, не расцветал, а мрачнел,
так что под конец уже не мог выдавить ни слова и только мучительно скалился,
показывая высоко заскобленные десны и старые трещиноватые клыки. Не
отношение к Сане, а разница сама по себе была тревожно-подозрительна; кроме
того, Антонов, несколько раз погостив семейно, почувствовал разочарование.
Мир его прежних друзей, уже почти не встречавшихся между собой, становился,
по общению и по интересам, все более женским - полным забот о покупке еды и
выкраивании денег на ремонт, выкраивании времени на безделье в пределах
собственной мебели, расставленной по стенам и лучше всяких стен
ограничивавшей передвижения и желания своего владельца. Антонов рядом с юной
Викой стремился быть или хотя бы выглядеть настоящим мужчиной; получалось,
что он мог добиться этого только вопреки своей давнишней молодости (где
тоже, между прочим, были рискованные походы на тихие, глотавшие огонек
зажигалки старые шахты, похожие из-за лиственничных крепей на погребенные
заживо избы, и были даже вызовы в КГБ за перепечатанные на пару с Аликом
диссидентские стихи). Антонов понимал, что из-за Вики прошлое уже не с ним;
он под каким-то туманным предлогом не повел ее на день рожденья к
растолстевшей и страдавшей высоким давлением Саниной жене, что вызвало у
Вики приступ злобной хандры. Ею был приготовлен, чтобы показаться "теткам",
неимоверно узенький костюмчик, сшитый, на взгляд Антонова, из каких-то плохо
совпадающих частей; поскольку у Вики имелось свойство на каждый праздник,
чей бы он ни был, делать подарок прежде всего себе, теща Света без единого
слова выложила ей четыре тысячи пятьсот, - ну а раз событие не состоялось,
Антонову пришлось тащиться за огрызающейся Викой в "клуб". Клубом оказался
крепко зарешеченный полуподвал, прежде принимаемый Антоновым за винный
магазин; там, среди квадратных, будто табуретки, до самого пола укрытых
бумагою столов и дико расписанных стен, перетаптывались под музыку, словно
едва выдерживая друг друга, задастые пары, между парами шатались
полурасстегнутые типы с неуверенными, странно замедленными глазами, похожими
на шарики, которые загоняют в лунку, качая в руках коробочку с игрой. Вечер
вышел из самых худших: Вика не встретила ожидаемых знакомых, всем вокруг был
по фигу ее костюмчик из бутика "Евростиль"; Антонов, двигавшийся по "клубу"
с опаской (может, из-за того, что музыка стояла где-то на полу), налетел
спиной на перепуганное, обвешанное спутанными бусами существо и, ударившись
головою о банальное, задвинутое в угол пианино, набил огромную шишку,
похожую на поднявшийся в хвое и травке молодой груздок.
С этих пор, окончательно расставшись с друзьями собственной юности, он
покорно следовал за активной Викой на все мероприятия. В оглушительных
концертных залах на тысячи кишащих мест, где музыка лупила из динамиков и не
было, казалось, ни малейшей надобности в далекой сцене с блистающей и
скачущей фигуркой певца, Антонов отсиживал смирно, будто в чинной, по
головам и рядам распределенной филармонии, целиком обращенной к гармоничной
и стройной механике оркестра. Модная в городе дискотека за один-единственный
раз до смерти утомила его духотой и бесплотным скольжением прожекторов, что