"Ольга Славникова. Один в зеркале" - читать интересную книгу автора

последним изо всех заинтересованных людей.
Ревность заставляла Антонова во время жениховства проводить непомерно
много времени в праздности, которая для Вики была абсолютно естественна; ее
совершенно не интересовала его заброшенная монография, более того - она была
уверена, что все действительно талантливое делается за несколько минут.
Антонов малодушно уходил от обсуждения природы творчества, которое
разгоряченная его подружка продолжала сама с собой, перевирая фразочки из
своего пошлейшего цитатника мудрых мыслей - тяжелого залистанного тома, как
бы имевшего в переплете некий мускул, благодаря которому его упитанная толща
слитно колыхалась и меняла форму, будто шепелявый глумливый язык. Заглянув
туда разок-другой, Антонов обратил внимание, что цитатник составлен по
принципу кулинарной книги; темы глав были намного буже собранных
высказываний, что вызвало у него неприятие в смысле множеств и
подмножеств, - но потом внезапно оживило в мозгу некую неуверенную точку
опоры и поворота, обещавшую больше, чем было понято до сей поры. Благодарный
за эту драгоценную точку, принадлежавшую в целом свете ему одному, он не
особенно анализировал Викин максимализм, требующий, чтобы "подлинный" талант
содержал в себе, словно подарочная коробка, все уготованные им для
человечества продукты, в любой момент могущие быть предъявленными для
проверки на "подлинность". Вика была уверена, что все "настоящее" должно
возникать ниоткуда, как бы "не от себя", - и порою Антонов задавался
вопросом, как она представляет себе исходную сущность или существо,
соотносится ли оно с христианским Богом или с неким абстрактным Небесным
Начальником, назначающим того или иного индивида, к примеру, гениальным
живописцем либо прирожденным доктором математических наук.
Было, во всяком случае, что-то почти религиозное в ее стремлении к
пустоте, к ничегонеделанью, к погружению в бесконечный настоящий момент,
порой до крайности ее утомлявший. Вика словно специально держала чистым
собственный ум и категорически отказывалась прочесть целиком те классические
труды, которые так часто и с пафосом цитировала; а может, ей это просто
казалось лишней работой, уже проделанной составителями цитатника, за что она
и заплатила, покупая книгу. К удивлению Антонова, скоро обнаружилось, что
Вика ожидает от него, как от нормального влюбленного, чтения стихов. Для
этого она сознательно выбирала обстановку - искала и находила в самых
суетных кварталах подходящий кадр с раздобревшей березой и меланхолической
перспективой, желательно еще с какими-нибудь сентиментально-парными
предметами вроде беленых цветочных чаш или новеньких, похожих на стаканы в
подстаканниках чугунных фонарей. В этом обрамлении Вика принимала позу
выжидательной задумчивости, глаза ее пустели и подергивались дымкой. Антонов
и правда перечитал за жизнь множество стихов: он с четырнадцати лет питался
ими - сначала неразборчиво, радуясь уже одному отсутствию "ленинской" либо
"рабочей" темы и считая любого маломальского лирика героем, после гораздо
более взыскательно, не удовлетворяясь сходящимися, как карточные фокусы,
разнополыми рифмами и прочими пасьянсными эффектами иного мастерского
стихотворения, но отыскивая, как верблюд, ту глубокую влагу, что будит
спящие обычные слова и, приподняв, пускает их по строке. Антонова привлекал
в стихах поразительный закон сохранения слов - каждое слово, как билет, до
конца поездки, - не действующий более ни в каком разряде литературы. Правда,
некоторые стихи он помнил не наизусть, они удерживались памятью как бы в
виде неполного отпечатка, с пробелами ритмической немоты, - но именно это и