"Ольга Славникова. Вальс с чудовищем " - читать интересную книгу автора

спасенному подсознательно кажется, что оставленную жизнь будет теперь
проживать не он, а какой-то другой, более свободный человек, - сказать по
правде, такой же абстрактный, как и тот персонаж, которого имеет в виду
ребенок, когда его спрашивают, кем он будет, когда вырастет большим.
Внезапное вырастание и достижение первоначального идеала, того большого
человека, готового хоть сегодня отправиться в Африку или полететь на Луну
(неспособного, однако, понимать реального Антонова и погружаться во
взаимоотношения математических частностей, для которых скрытое целое
являлось, надо полагать, все объясняющим и все разрешающим Богом), было для
Антонова неожиданным последствием близости с Викой. Это было нечто
совершенно новое, не испытанное ранее ни с одной из немногих, редко
разбросанных по жизни женщин, - тем более не получалось с той, чьи большие и
тихие руки, всегда одной температуры с антоновским телом, напускали истомную
сонливость, сквозь которую еле-еле удавалось - едва ли уже не в
воображении - довести нехитрое занятие до скромного финала. У Вики бледные,
легко слипавшиеся пальцы были всегда холодные, казалось, будто она чертит и
пишет этим холодом, оставляя на коже Антонова тающую запись очередного
происшествия, - а самая близость напоминала отчаянный и оглушительный
аттракцион лучшего в мире Луна-парка, в котором непонятно как, но неизменно
остаешься цел и поднимаешься на деревянные ноги, не очень веря встречной
деревянной твердости земли. Потому, что сюжеты таких аттракционов
(простейшие по сравнению с уровнем техники, аляповато намеченные в дизайне
несущейся тележки или в грубых рисунках по дощатой обшивке павильончика)
были того же космонавтско-первопроходческого, героического рода, что и
предполагаемые деяния человека, выросшего большим, - Антонов с радостью, уже
известной ему по его таинственной и благостной науке, ощущал гармонию
процесса и результата.
В отличие от многих героев литературы и жизни, он беспрепятственно
пожинал плоды преступления, - и эти плоды были гораздо щедрей, чем могла бы
собрать любая добродетель.
К недоуменному огорчению Антонова, Вика как будто не разделяла его
беззаконного счастья. В постели она словно бы вовсе забывала об Антонове и
глядела магнетическими глазами ему через плечо, потираясь головой о подушку
и пяткой о край тахты, с которой постепенно переваливалось на пол груженное
их одеждой ползучее одеяло. Как только затихали последние толчки, Вика сразу
начинала искать в открывшемся развале свою пижонскую косметичку. Лежа рядом
с нею, пытаясь затаить все еще тяжелое и частое дыхание и срываясь от этого
на кашель, Антонов думал, что, может, он для Вики просто кое-как намеченный
черновик. Иногда ему казалось, что разница в возрасте между ним и Викой
гораздо больше и преступней, чем между школьницей Лолитой и несчастным
Гумбертом, который не совладал со своим кровосмесительным отцовством, потому
что девчонка, одновременно и дочь, и любовница, стала для него до такой
невероятной степени единственным человеком, что не захотела этого терпеть.
Возможно, в отдаленности Вики от Антонова отражалось нечто общее для всех
растерянных от жизни и вечно от чего-то "фанатевших" Викиных ровесников. У
этих долговязых и бледных детей, нескладных, будто пирамида из двух стоящих
друг на друге акробатов, представляющих под общим балахоном шаткого
ярмарочного великана, - у них личное пред-бытие пришлось на время, когда под
балахоном великанского государства с нарисованными на нем советскими
республиками уже зашевелились будущие перемены. Переход от нейтральной -