"Ольга Славникова. Вальс с чудовищем " - читать интересную книгу автора

смотрел, Вика не пропускала ни одного, все они оказывались примечены, и
каждому, в зависимости от позы и более или менее определенной внешности,
давалась роль в сумасшедшем доме: Вергилий, Цезарь, Наполеон. Впрочем, когда
полуживая Вика сама однажды оказалась в стационаре того самого комедийного
жанра, она уже не смеялась и выходила к Антонову понурая, со слезящимися
глазами, держась почему-то за правый бок, в ужасной голубой косынке, которые
там полагалось носить: видно, не нашла в свежепостроенной и хорошо
озелененной психбольнице ни одного Бонапарта. Антонов знал за собой одно
бесполезное свойство: иногда он глядел на что-нибудь и чувствовал, что будет
это вспоминать потом, без всякой связи с настоящим; так он запоминал иногда
случайных уличных наполеонов - бокастого генерал-майора с погонами как
пирожные, украшенные звездами вместо кондитерских розочек, пригожего
представителя какой-то фирмы, раздававшего, в костюме и при галстуке, блекло
отпечатанные рекламные листки, злого обритого пацана с неправильным, будто
картофелина, шишковатым черепом, в длинной узкоплечей куртке, подвернутой до
локтей, смотревшего на Вику глазами убийцы, в то время как его подружка,
полная девка в черной коже с заклепками, раскрашенная, будто чашка, прямо по
фарфоровой коже лица, держала приятеля двумя руками за брючный ремень.
Должно быть, оба они - каждый по-своему - думали, что Антонов старый
высохший зануда, а Вика, только что сдавшая сессию на счастливые тройки,
требовала мороженого.
Сейчас Антонов знал, что запомнит эту вечеринку, над которой, шевеля
золотые конфетные фантики и наматывая, будто водоросли, сигаретный дым,
плавно ходили вентиляторные винты. Антонов снова очнулся в тех же самых
комнатах, схематичных и знакомых, будто некий уровень компьютерной игры, где
симметрия была только одной из замаскированных ловушек и где его только что
убили из непонятного оружия. Перед ним топталась и что-то вежливо говорила
дама в красном, виновница торжества: бокал в ее руке, где давно угасли
остатки перекипевшего шампанского, был весь замазан по краю ее губной
помадой. Она была невыносимо лишняя, угнетающе трезвая, и более всего
Антонов хотел глядеть сквозь нее на белую, декоративно-шершавую стену, но
все-таки видел мягко выделяемые платьем тазовые кости и низкий наплыв
живота. Тело хозяйки вечера походило на старый, с женственным изгибом и
оплывшей корою древесный ствол; Антонов знал, что где бы ни встретил ее
теперь, в другой беседе будет незримо присутствовать ее двойник (бывший, в
свою очередь, Викиным двойником по эту сторону зеркала) - одетый в красное,
безымянный, протягивающий, опасно наклоняя в сторону собеседника, тарелку
крошева от шоколадного печенья.
Женщина не загораживала дальней комнаты, где Вика, облитая светом,
теперь танцевала под невнятную, словно водою размытую музыку, и лысый ее
партнер, расплываясь у нее на плече улыбкой, похожей на шелковый бант, все
двигал обнимающими руками, поднимая дыбом Викино короткое платьице. Антонов
знал заранее, что, когда эта пьянка совсем распадется на части, он снова
встретится с Викой у порога в маленькой передней, где женщины, слегка
приседая, столпятся со своей расчехленной косметикой перед наклонным
зеркалом. Потом остатки компании выйдут в чернильную, на асфальте
отпечатанную ночь с химической зеленью фонарей, и те, с кем Вика будет
напоследок обмениваться свежеокрашенными поцелуями, вскоре, усевшиеся,
проедут мимо в одинаково ныряющих и исторгающих магнитофонную музыку
автомобилях, перенимая друг у друга вкруговую освещаемых пешеходов,