"Лев Исаевич Славин. Дело по Картамышевом " - читать интересную книгу автора

зажить вместе.
- Ты переедешь в город, - говорил Соломонов своим властным,
нетерпеливым голосом, - поселишься рядом со мной. Дело найдется.
Он убрал свои длинные ноги, чтобы дать пройти прапорщику Врублевскому,
который мотался взад и вперед по траншее, нервно прислушиваясь к противному
вою мелкокалиберных снарядов.
Прапорщик Врублевский, новый ротный командир, только несколько дней
назад пришел на передовую. Это - хмурый и неразговорчивый юноша. Лицо у него
маленькое, бледное. Глаза он всегда устремляет в землю, как бы впадая в
задумчивость, но на самом деле избегая смотреть собеседнику в глаза. И ко
всему - кислое выражение лица, словно у него постоянно болит живот.
Однако все бы это ничего, если бы не его вчерашнее поведение в
блиндаже.

3

Вчера немцы стреляли из тяжелых орудий. Попадания у них были не очень
точными. Возможно, орудия поизносились и прицелы обманывали. Так или иначе -
было больше шуму, чем дела. Все-таки с непривычки было страшновато, тем
более что стреляли они довольно долго и некоторые снаряды разрывались в
неприятной близости от блиндажей.
А когда пошли в ход двадцатиодносантиметровые, стало совсем неважно.
Кто-то закричал. Но это не мог быть раненый: осколки не залетали в укрытие.
Он закричал просто потому, что нервы не выдержали. Длинным, как бы женским
криком. Все неодобрительно оглянулись. И так паршиво, а тут еще орут. Это
был новобранец. Он замолчал и с виноватой улыбкой озирался на товарищей.
Другой новобранец застыл у стены, как камень. Он не двигается. Он
избегает шевельнуть даже пальцем, даже веком. Это было его колдовство. Он
считает, что неподвижность приносит ему счастье и потому только он остается
цел.
У многих было свое колдовство. Одни что-то шептали. Другие крестились.
Соломонов в опасные минуты сжимал в руке фотографию жены. Не то чтобы он
верил, что это его спасет. Это не было колдовство. Он как бы обнимал жену.
Он хотел, чтобы в момент смерти жена была в его объятиях.
Простейшим колдовством было - ругаться. После каждого разрыва
однообразно и крепко материться. В это верили.
У Тихона не было колдовства. Его ясный, насмешливый ум отрицал
колдовство. Тихон не показывал признаков волнения. Может быть, в душе он
волновался. Но у него были свои представления о приличии. Он считал, что
пожилому мужику, как он, волноваться не к лицу. О, если бы он был помоложе.
Он тоже позволил бы себе разок-другой взвизгнуть. Это помогает.
Сейчас он стоял спокойный и даже важный и только в очень опасные минуты
слегка бледнел и тотчас озорно улыбался.
Так вело себя большинство солдат. Они пережидали. Ничего не поделаешь.
Когда-нибудь обстрел кончится, как кончается дождь и все на свете. Переждем.
Офицерам было легче. Они знали, что на них смотрят солдаты. Это
помогало держаться. "Я их отец. Я их учитель". Здесь было немножко игры, и
это подстегивало, как вино.
Увы! Прапорщик Врублевский не оказался на высоте положения. Он
вздрагивал. Он не мог удержаться. Он злился на себя за это. Ему было стыдно