"Лев Исаевич Славин. Арденнские страсти " - читать интересную книгу автора

с бильярдными шарами. Он с удовольствием озирался. После бесконечных
тревожных славянских просторов арденнские вершины, нависавшие над городом,
действовали на него успокоительно, как стены дома.
С комендантом он разговорился. Пожилой офицер, слишком старый для
своего чина, слушал его хмуро.
- Нет, обер-лейтенант, я не из Берлина, - говорил Штольберг, усевшись
без приглашения в потертое, но удобное кожаное кресло, явно извлеченное из
какого-то частного дома. - Конечно, я очень хорошо знаю Берлин. Я там учился
и подолгу живал. А сам я из Штраусберга. Не слыхали? Небольшой городок. Мы
соседи Берлина. Всего тридцать километров. Город страуса. У него и в гербе
страус. Красивый городок, старинный, на озере. У нас там был собственный
рыбный садок...
Комендант был вынужден перебить его, потому что Штольберг говорил не
останавливаясь: намолчался он, что ли, там, в унылых восточных равнинах? А у
коменданта дел невпроворот: шутка ли - навалилась из-под Кельна вся
мантейфельская громада, 5-я танковая армия. Обер-лейтенанту удалось мельком
увидеть самого генерала Гассо Эккарда фон Мантейфеля. Генерал вышел из
автомобиля на площади и зашел за стену дома, вероятно по нужде, тощий, с
длинным печальным лицом, похожий на задумавшегося пастора.
Комендант задал только один вопрос Штольбергу, отобрав для этого
наиболее обтекаемые выражения: верно ли, что внесены некоторые поправки в
закон о порядке или, точнее сказать, норме призыва в армию очередных
возрастов, без сомнения вызванные важными государственными соображениями? В
ответ капитан Штольберг рявкнул со свойственной ему грубоватой
решительностью:
- Еще бы! Если у вас есть внучата-школьники и отец-пенсионер,
распрощайтесь с ними, обер-лейтенант. Призывной возраст снижен с семнадцати
с половиной до шестнадцати лет и повышен до шестидесяти. Это фольксштурм. Из
них сформированы фольксгренадерские дивизии. Наши бабы, как ни тужатся, не
успевают народить нам новые армии, так ведь, обер-лейтенант?
Капитан расхохотался и, видимо, собирался что-то еще добавить, но,
встретив отчужденный взгляд коменданта, ничего не сказал, усмехнулся и,
положив в карман ордер на постой, вышел на улицу. Сквозь свисавшие с крыш
длинные сосульки хрустально преломлялось солнце, разбрасывая по сахаристому
снегу оранжевые и синие полосы. Капитан глянул на небо, радостно голубевшее
над домами и горами, и подумал озабоченно: "А погодка-то ведь летная..."
С Вилли Цшоке капитан Штольберг встретился вечером в офицерском казино.
Тут царствовал все тот же курортный дух. Чересчур много женщин. Не говоря уж
об официантках, здесь порхали телефонистки едва ли не со всех участков
арденнского фронта, офицерские жены, даже матери из тех, что помоложе, и
просто какие-то гостьи из глубины Германии, быть может из самого Берлина,
пробравшиеся под всякими предлогами сюда от бомбежек, от
"регламентированного снабжения", от хлеба с примесью древесной коры,
попросту от полуголодного "карточного" существования - сюда, в этот
спокойный сытый уголок Западного фронта.
Одна стена казино была заклеена лозунгами, призывами, изречениями
фюрера. Тут же плакат, уже порядком намозоливший глаза в оккупированных
областях: под словами "Верьте доброму немецкому солдату" был изображен
улыбающийся солдат, обнимающий ребенка, который уписывает толстый бутерброд
с колбасой.