"Алексей Слаповский. Вещий сон (Детективная пастораль)" - читать интересную книгу автора

от щекотки, что ведь нету, нету давно такого звания, и Звезды нет, и Ленина
нет, нет ничего, маршал заплакал скупой мужской слезой, обиделся, отпихнул
его локтем, Невейзер отвалился, прислонившись горячим лбом к холодному
стеклу, моргая глазами, - и ничего не мог разглядеть в кромешной темноте.
- Немцы, говорю, предки у меня, - продолжил он тему разговора. - Майн
фатер Федор Адольфович... - И долго рассказывал об отце, а также про деда и
прадеда, зная при этом, что все рассказываемое было ему раньше неизвестно,
поэтому слушая собственный рассказ с большим интересом.
Вдруг залаяли собаки - жилье близко? Залаяли, стали хватать за пятки,
особенно одна, мохнатая, стиснула челюстями и словно раздумывает: отпустить
или перегрызть кость?
- Приехали! - сказал шофер без радости, потому что привез не себя, а
другого человека, сослужил службу - и больше ничего.
Невейзер оказался в высоком хрустальном зале, где сотни людей сидели за
длинными столами в молчании и, похоже, ждали только его.
- Сымай, фотограф! - раздался крик, и все загомонили, стали пьяны и
веселы, стали плясать и петь.
Невейзер посмотрел на невесту.
- Чистый Голливуд! - шепнул ему кто-то сзади на ухо.
Да, невеста была очень красива и при этом очень напоминала кого-то - до
грусти и печали. Невейзер долго смотрел, смотрел - и вдруг сразу понял: Катю
она напоминает, школьную подругу, первую и последнюю любовь; она ничуть не
повзрослела, ей никак не больше восемнадцати, и Невейзеру одновременно
обидно, что она выходит замуж, и он рад, что она сохранила юность и красоту.
Он смотрит на невесту, не замечая жениха, и это странно, его ведь
невозможно не заметить, он - рядом. Он даже слишком заметен: стар, оборван,
грязен, как привокзальный нищий. Он орет: "Горько!" Гости подхватывают, и
жених, весь в бороде, заросший ею от самых глаз, берет смеющуюся Катю за
голову, сует ее голову в свою мохнатость, там чмокает, урчит - и отталкивает
невесту, чтобы опрокинуть в беззубую пасть стакан портвейна, который ужасно
противен на вкус, Невейзер никак не может отплеваться.
- Сымай! - грозно говорит жених Невейзеру. - Почему не сымаешь?
Брезгуешь?
Невейзер вскидывает камеру на плечо, начинает снимать. И как только он
приник к глазку камеры - все меняется. Жених становится статен, юн,
прекрасен, а Катя превращается в горбатую старуху. Невейзер хочет оторваться
от камеры и увидеть все опять собственными свободными глазами, но не может:
голову словно прибинтовали, прицементировали к камере. И вдруг кто-то черный
прискакал из черных деревьев на черном коне, в черной бурке, с черными
глазами, с кинжалом и серебряным поясом, кинул арканом клич: "Азамат!" - и
поднял на дыбы дико заржавшего коня, проскакал по столу, круша и ломая все.
Крик, визги, всадник ускакал, сгинул в ночи, а на столе лежит невеста,
и платье ее не бело, а красно, и кровь залила все окрест, обувь промокла от
крови, жених кричит:
- Кто? Кто? Кто?
- Он! - указывают все на Невейзера.
Он бежит.
Нет выхода из черного леса, а топот ног все ближе. Вот внизу блеснуло
что-то: река! - но к реке нет спуска, над рекой обрыв, волки настигают,
окружают, куда ни посмотри - светятся, мерцают их желтые глаза убийц. Вожак