"Алексей Слаповский. Первое второе пришествие" - читать интересную книгу автора

Он даже вел хозяйство: кур и козу, питался яйцами от кур и молоком от
козы. Был и огород, но плохо плодоносил; Иван Захарович ухаживал за ним
наугад: то помидорины закопает в землю и ждет всходов, то картошку
прикалывает не клубнями, а кустами, предварительно измельчив.
Кроме этого, он выписывал газету "Гудок" и читал ее. Слушал радио, хотя
очень боялся передачи "Последние известия". Услышит - обязательно вздрогнет,
озирается, бормочет. Как же это так, не мог понять он. Почему - последние?
Значит, других уже не будет? И пусть после последних известий всегда
обязательно что-то было, да и сами эти известия включались по десять раз на
дню, все равно он каждый раз пугался, думал, что если раньше как-то
обходилось, то теперь уж не обойдется, эти-то известия и станут
по-настоящему последними.
А в полночь радио умолкало, и Иван Захарович долго лежал в тревожной
темноте, не мог уснуть. Ему казалось, что утро никогда не наступит, люди
сообщили себе последние, какие были, известия - и все, покрыла землю
бесконечная вечная ночь.
И каждому утру он радовался, как подарку, и спешил на улицу, чтобы
посмотреть на счастливые лица людей и прохожих, но видел только грусть и
усталость, будто они не отдыхали ночью, а тяжело и скучно работали - и опять
идут работать, а не отдыхать. Он сердился на людей, он призывал их к
улыбкам, он объяснял им, что их помиловали, но отклика в их лицах не
находил.
Вполне разумно он связывал это с неправильными установками и действиями
властей, - тогда шел к учреждениям, агитировал входящих и выходящих (в сами
учреждения его, конечно, не пускали) опомниться и придать своим действиям
другое направление, чтобы это направление повлияло на общество и оно начало
по утрам улыбаться. Не добившись толка, он шел в людные места и там убеждал
не дожидаться правильных поступков начальства, самим, без подсказки и
приказа, начать радоваться. И опять слова пропадали даром, тогда привычным
маршрутом он шел к церкви, где требовал от пришедших к литургии не постного
вида, а светлого веселья в глазах. Нищенка тетя Маруся гнала его, матерно
ругая, потому что Ивана Захаровича боялись и быстро проходили мимо, не
успевая бросить милостыню в ладонь тети Маруси. Иван Захарович вступал с нею
в спор, его зычный голос проникал в храм и мешал богослужению, батюшка,
потеряв терпение, выходил сам или высылал дьякона, зная, что священническое
облачение смертельно пугает Ивана Захаровича, он начинает дрожать,
сгибается, закрывает голову руками - и мелкими быстрыми шагами, петляя,
будто под обстрелом, убегает прочь.
Иван Захарович возвращался домой, спал вместо ночи, потом кушал, что
Бог послал, и, наслушавшись "Последних известий", впав в мрачность, вновь
выходил для обличений и увещеваний. На этот раз ему казалось, что люди и
прохожие слишком безмятежны, даже нахально веселы, а чему радоваться, когда
вот-вот грядет последний час, последний миг? Он настаивал, чтобы возникли
грусть и печаль, и опять его никто не понимал, хотя Иван Захарович всегда
говорил просто, доступно.
Конечно, он мог бы выключить радио - но не мог. Сколько помнил себя,
оно всегда звучало в доме на полную громкость, особенно громким казалось оно
в годы отсутствия отца, он сидел в тюрьме, а была война, не докатившаяся до
Полынска, но присутствовавшая во всем, мать коротала вечера у окна,
внимательно слушая радио и обсуждая с сыном услышанное. Иван Захарович и