"Алексей Слаповский. Первое второе пришествие" - читать интересную книгу автора

Брели до высокого солнца, пока не потеплело, и набрели на
полянку-пригорок, а в исподножье пригорка - родничок в траве. Напились воды,
умылись, заснули.
Оказались они, не ведая того, на территории госзаказника - и во все
последующие дни никого не видели и никто не видел их. Так они и оставались
на этой полянке, живя в шалаше, - до середины сентября.
Через две недели резко обозначились скулы Петра.
Он молчал. Читал Библию. То усмехался - от чего Ивана Захаровича
оторопь брала, то удивленно поднимал брови, словно увидев что-то знакомое, -
и Ивану Захаровичу становилось почему-то еще страшнее.
Через три недели Петр ушел от Ивана Захаровича и построил на другом
краю поляны себе шалаш. Библию с собой не взял.
Через месяц, ночью, Иван Захарович, спавший чутко, увидел, как тень
склонилась над ним, рука потянулась к пазухе, где был хлеб. Долго, очень
долго была в таком положении рука - и опустилась. Послышался всхлип.
Через тридцать пять дней с начала поста Иван Захарович утром обнаружил,
что не может встать. Он пересилил себя и пополз к шалашу Петра. Тот,
обросший волосами, отощавший до ребер, но казавшийся от этого огромнее, чем
был на самом деле, лежал на спине, словно придавленный к земле, и глядел в
небо сквозь прутья шалаша.
- Встать можешь? - шепнул Иван Захарович.
Петр не ответил.
- Нет, Петруша. Так не годится. Я полагаю, Христос что-то ел все-таки.
Ягоды. И эти. Акриды. Кузнечики, что ль? В кузнечике тоже живая сила.
Калории. Или вот - хлебушек. Святая еда. Съешь хлебушка.
Петр не ответил. Он окаменел. Иван Захарович остался рядом. Превозмогая
себя, иногда доползал до ручья, зачерпывая воду во фляжку, полз обратно,
поил Петра, пил сам.
На тридцать восьмой день и этого не смог.
Утром сорок первого дня, полуослепший (так на нем сказался голод), Иван
Захарович окликами и слабыми толчками будил Петра.
Петр не отзывался.
Умер, тупо подумал Иван Захарович. Не Христос, значит. Человек. А убил
его - я. Не пожалел человека. Ах, Петя, Петруша... Однако утешает: скоро и
сам помру.
И стал угасать в забытьи.
Но к полудню Петр очнулся, пошевелился.
С трудом, как тяжелый камень, Иван Захарович вынул кусок хлеба, который
и тверд был, как камень.
Положил возле Петра. Петр скосил глаза. Долго поворачивался на бок, на
живот - и оказался лицом возле хлеба. Стал сосать его и отщипывать крошки.
Каждая крошка осторожно захватывалась языком и губами, чтобы не упала,
втягивалась в рот, обжевывалась до нечувствительности - и слюна с
растворенным в ней хлебом проглатывалась. Нихилов пристроился с другого
бока. Весь день до вечера, и всю ночь, и весь следующий день питались они
этим куском, а потом впали в сон. Проснувшись, сумели встать на четвереньки.
Тогда доползли до ручья, напились - и после этого даже смогли подняться,
хоть и держась за стволы и ветки деревьев.
Так, держась за деревья и друг за друга, они побрели. Увидев съедобную
ягодку, один нагибался, а другой держал его, чтобы тот не упал. Поднявший