"Алексей Слаповский. Гибель гитариста" - читать интересную книгу автора

прислушался и услышал в пальцах Дениса Ивановича всего лишь любительскую
ловкость. Иногда - проблески вдохновенья, но вот теряется или неоправданно
убыстряется ритм, вот пальцы нечетко фиксируют струны, звуки подплывают -
любительщина, прав был заезжий музыковед, прав!
Так, стоя в то утро у окна и вспоминая, думал Дима - и ждал
потрясения, но потрясения не было. Напротив, было чувство, что он долго
болел, а теперь выздоровел, у него что-то со зрением и слухом было, а
теперь со зрением и слухом все нормально. Вон прошел мужик с хозяйственной
сумкой - и ничего более.
А вон машина проехала - и ничего более. У Эльвиры есть женское,
которого он, Дима, просто и властно хочет, - и ничего более. А Дениса
Ивановича он уничтожил в себе как человека.
В нетерпенье Дима вышел из дома. Он направился к тому месту, которое
всегда и безотказно приводило его в состояние почти наркотической
созерцательности, он мог часами там быть. Это место - на берегу пруда в
старом городском парке. Плакучая ива склонилась над водой. И, если
забраться под ветви, оказавшись скрытым от всех, и глядеть, как вода
отражает листья и узорное сквозь них небо, если видеть, как рябь воды и
колыханье ветвей и листьев ежемгновенно меняют картину, - возникает восторг
вечности; хоть бросься в эту воду навсегда, потому что лучшего ничего
представить уже нельзя (этого желания Дима боялся и больше трех-четырех
часов под ивой не сидел, уходил, когда был уже на грани).
И вот он побежал к своей иве, сел под нее, увидел отраженье листьев и
неба - и - ничего!
Гораздо больше его интересовало то, что происходило в прогулочной
лодке, выплывшей из протоки. Парень раскачивал лодку, а девушка визжала и
кричала:
- Перестань! Серый, перестань! Серый, перестань! Серый, перестань!
Серый, перестань! Серый, перестань! Серый, перестань!
Раз двадцать просила она своего Серого, вцепившись в борта лодки,
наконец тот насытился милым страхом подружки и сел за весла, и лодка
проплыла мимо, близко. Парень был глупоглаз, девушка такая же, но мила, и
сняла от жары маечку, оставшись в купальном лифчике, и плоть ее двойная
бунтовала против материи одежды, желая ласки воздуха, ветра - и, может,
пальцев. Его, Димы, пальцев, - почему бы и нет? Ах, хорошо бы утоп этот
парень. Навсегда, насмерть. А она выплыла бы сюда, под иву, и Дима не стал
бы утешать ее, он схватил бы ее и сказал просто: АОУОА!
- Аоуоа! - гортанно ответила бы девушка, заранее содрогаясь в
конвульсиях.
А потом и ее утопить.
Я люблю топить людей, подумал Дима, с радостью найдя в себе новый
повод для восторга и привычной для него душевной постоянной наполненности.
Ему опять есть чем жить - ведь он же не может, как другие, жить просто
так, пустым или полупустым. И вот он опять полон!
Дима встал, сплюнул в воду и огляделся, словно проверяя, видел ли его
кто-нибудь, - хотя он ничего предосудительного не совершил еще.


2