"Алексей Слаповский. Висельник" - читать интересную книгу автора

достижения которого сводятся к тому, что все предметы на картине аккуратно
и строго сужаются в перспективу, это не был и натужный, насильственный
примитивизм, это было похоже на фотографии неумелого фотографа, на снимках
которого дома заваливаются назад, руки сфотографированного человека
чудовищно велики, а голова находится от рук на расстоянии трех метров.
Правда, портретов не было, были всё городские пейзажи, странный какой-то
коричневатый колорит и обязательно где-то полоса или кусок неба цвета
расплавленного свинца, мне очень понравился этот цвет. Стихами я утешился
(он подарил мне книжечку) - грамотные среднеарифметические стихи с
попытками философствования - и не больше. Не поразили меня и песни - Нина
попросила его спеть, и он спел три штуки.
Нине не терпелось показать мне его способности сразу, он смущался, но
потакал ее желаниям - как добрый дядюшка. Он и возрастом годился ей в
дядюшки: немного за пятьдесят. Крепкий еще мужчина, с непрошедшим еще
румянцем на щеках - от долгого пребывания на свежем воздухе во время
милицейских дежурств.
Имя его: Александр Сергеевич. Что ж поделаешь, бывает. Фамилию зато я
предвкушал крепко милицейски-военную: Сидорчук, понимаешь, Баблаков,
понимаешь, Рррррррахитченко, понимаешь. Оказалось же: Петров. Александр
Сергеевич Петров. Найдите подлеца, который стал бы смеяться над человеком с
такими именем, фамилией и отчеством. Я не подлец - и не смеялся.
Освоившись - или дав мне освоиться, - он сказал:
- Вы, конечно, сами знаете, чем больны и каким образом вам надо
лечиться.
Я засмеялся.
- Конечно, знаю.
Нина улыбнулась. Ей от души приятно было слышать беседу двух умных,
понимающих друг друга людей.
- И к таким лечителям, как я, относитесь, конечно, с иронией, -
продолжил Александр Сергеевич.
- Не буду отрицать.
- И мне вы тоже не верите. Уж очень богатая личность, - отнесся
Александр Сергеевич в свой адрес, а Нина вся засветилась, любовно (право
слово, именно так!) глядя на него. - Он, видите ли, и малюет, он и стихи, и
песни, он и за живых людей взялся. Сейчас начнет рассказывать, кого как от
рака вылечил, от прогрессирующего паралича, не считая таких мелочей, как
стенокардия и язва. А уж депрессии всякие - просто одним плевком. (Видимо,
кое-что Нина обо мне ему рассказала.)
- И вам не верю, - согласился я.
- И не надо. Не верьте, смейтесь - позвольте только над вами руками
поводить. Пошаманствовать, так сказать.
Отчего ж не разрешить, я разрешил. Он поводил руками. Я, как и велено
было, не верил и посмеивался. Ему бы тоже посмеиваться, но он все больше
хмурился, а к концу сеанса вовсе помрачнел.
- Все-таки рак, - сокрушенно сказал я.
- Нет. Вы практически здоровы. Ну, кое-какие отклонения, как у всех
мужчин вашего возраста. Даже поменьше. Но что-то вас давит.
Ясно. Нина и про мои разговоры насчет самоубийства сообщила.
- Ничего особенного: жить неохота, - понурился я.
- Да нет, не то, - сказал Александр Сергеевич Петров. - Тут хуже. То