"Алексей Слаповский. Талий (житейская история)" - читать интересную книгу автора

героев-любовников и обаятельных злодеев, поздравлял и творец спектакля,
режиссер-москвич, тоже, как и художница, приглашенный на постановку, не из
знаменитых, но уже с именем, да к тому же относительно молодой, то есть,
конечно, фанаберистый во всем, он и в поздравлении обнаружил эту
фанаберистость, сказав (Талий помнит дословно): "Мне повезло, Наташечка,
встретить такое сокровище. Но, скажу без ложной скромности, повезло и вам.
Почему? (Все это - с паузами, с похмыкиванием, с обведением присутствующих
лукавым и беспредельно обаятельным взором.) Потому что для нормального
режиссера молодая красивая талантливая актриса - это благодать. Но если она
еще и умная - это уже ураган, это ужас и кошмар, это страшнее атомной войны,
ни один нормальный режиссер не любит работать с умными актерами и актрисами!
Все-то они знают, все-то понимают, пьесу лучше режиссера видят! Вы, может, и
книжки читаете? Будьте поглупее, Наташечка, другой режиссер - не я, а
нормальный, вам вашего ума не простит!" Актерская братия сомнительные эти
комплименты встретила ржанием - может, не совсем в них разобравшись,
поскольку уже выпито было достаточно, а может, именно разобравшись и по
естественной невинной подлости актерской натуры порадовавшись, что товарища
маленько потоптали: а не заносись, не заносись! Талий, едва сел режиссер,
твердо решил, что дождется окончания банкета и поговорит с ним в темном
месте, он спросит его, что тот имел в виду. Правда, Талий не был уверен, что
даст ему возможность ответить - до того нестерпимо хотелось без экивоков
въехать кулаком по режиссерскому самодовольному рылу. Но этого не
потребовалось. Наташа улыбнулась ему, Талию, мгновенно, как всегда, угадав
его настроение - и мгновенно погасив улыбкой его пыл, выждала паузу и
сказала режиссеру: "Вам повезло больше, чем мне. Да, я девушка умная.
Прямо-таки страшно умная. И всегда вижу, насколько умен режиссер, и стараюсь
ему соответствовать, чтобы не уязвить его самолюбие. Чтобы соответствовать
вам, я работала в половину ума. Или даже в четверть. Но все равно -
спасибо!" Ржанье актеров на этот раз было громовым: как ни рады они
потоптать друг друга, но объединиться для совместного топтания режиссера -
дело святое, клановое!
Смеяться-то смеялись, а потом припомнили с ехидством: надо же, какой
гонор у девочки! Припомнили - и помнили, и всем режиссерам из своих
регулярно напоминали, а из пришлых - рассказывали заново. И так получилось,
что та роль осталась у Таши пока единственной главной - за все годы в этом
театре. Да и спектакль тот давно сошел, потому что, несмотря на банкетные
радости, несмотря на авангардное оригинальничанье столичных режиссера и
художницы, публика к спектаклю отнеслась прохладно. Что самое обидное - не
только публика случайная, но и театральная, прикормленная, своя... Впрочем,
сошел он, скорее всего, из-за отсутствия Наташи: она сына ждала, рожала,
кормила.
И никто заменить ее достойно не смог...
Итак, она бесстрашна. Для нее было бы естественней сесть перед Талием
за стол, сказать ему твердо (заставив первыми звуками своего голоса глядеть
ей в глаза - и не отводя своих глаз):
- Виталий. Нам нужно развестись.
И это было бы - все.
Она же сказала - стоя у мойки, чистя сковородку или еще что-то,
сказала, не обернувшись (Талий и сам в это время не смотрел на нее, но ему
ли не суметь определить по голосу, даже не видя, смотрит она на него или