"Алексей Слаповский. Талий (житейская история)" - читать интересную книгу автора

профессиональных признаков, - как, впрочем, и все те актеры, ее коллеги и
друзья, которых Талий узнал - не мог не узнать за восемь без малого лет
совместной жизни с Ташей. Люди как люди. Поэтому то, как она сказала,
следует оценивать без всяких поправок на актерство. А сказала она это
удивительно ровным голосом и удивительно как-то мимоходно.
И что это означает?
Будем плясать опять-таки не от того, как сказано, а от того, как не
сказано, решил Талий.
Да, не забыть и про время! Считается, что утреннее время - для
обдуманных решений и взвешенных слов. Вечером человек не такой, как утром. А
уж актер, актриса - тем более. Многолетняя привычка помимо воли актеров
(настоящих) вырабатывает у них к вечеру какой-то активный гормон творчества
- не просто адреналин примитивный или какой-то там тестостерон, а что-то,
был убежден Талий, науке еще не известное. Он не мог без восторга (именно
так!) смотреть на Талию перед спектаклем: глаза сверкают, дыхание горячее,
милая рассеянность, раздраженность, устремленность тела и души... Вечером же
поздним, после спектакля, - вялость, усталость, разбитость. Утром, когда он
уходит на работу, она спит, в выходные же свои дни он видит долгое
пробуждение, некоторую хмурость, легкую ворчливость... Да, утро вечера
мудренее, но эта поговорка старинными людьми была сочинена, свежими,
соблюдающими природный режим. Для Таши самое "мудреное" время - ближе к
полудню и после него. Время репетиций или домашних занятий с текстом роли
или просто домашнее время - отдых. Если бы она сказала свои слова вечером,
можно было бы заподозрить порыв, усиленный обычным взвихрением души и
нервов. Решимость, помноженная на решимость. Это было бы очень серьезно,
опасно. Но самое серьезное и опасное, обнадеживал себя Талий, было бы, если
б она сказала это днем, в период самого своего трезвого и разумного
существования. Утром же - и это объективно, а не потому, что я так хочу,
убеждал он себя, - у нее может вырваться что угодно. Может закапризничать,
может устроить небольшой уютный скандальчик, она может просто быть не в
настроении - и Талий в эти часы мучается, стараясь держаться от нее
подальше, зная, что никаких утешительных разговоров она в эти моменты не
терпит.
Тем самым - итожил Талий (и это не первый уже был обнадеживающий итог!)
- и само время произнесения слов говорит в пользу того, что...
Впрочем, дальше, дальше!
Он знает ее характер. Она бесстрашна. Она смело говорит то, что думает,
- из-за этого ее не все в театре любят. Обычное дело. Талий до сих пор
помнит, как на банкете по поводу сдачи спектакля, устроенном в театральном
закулисье, в репетиционной комнате с роялем, на разномастных стульях, в том
числе бутафорских, на каких-то столах, накрытых афишами, с водкой и нехитрой
закуской в виде колбасы, хлеба и огурцов, Ташу поздравляли все, у нее это
была первая главная роль, поздравляли коллеги, поздравляла художница - из
приглашенных, москвичка, курящая тетка, опьяневшая через пять минут после
начала банкета (или до этого бывшая уже под хмелем), поздравлял главный
режиссер театра, милейший старичок, имевший театральную домашнюю кличку
"Карасик", удивительнейшим образом умудрившийся в свои семьдесят шесть лет
не иметь ни малейшего признака маразма (свойства, по мнению Талия,
режиссерам просто еще и профессионально присущего), поздравлял и лез
целоваться седогривый заслуженный артист, до шестидесяти лет игравший