"Валериан Скворцов. Сингапурский квартет " - читать интересную книгу автора

не музей Маяковского!" И лично утвердил текст резолюции: "Смерть за смерть
империалистам, а также врачам-вредителям!" Красное полотно с этими словами
растянули морозным утром над входом в школу, на углах которой били валенок о
валенок озлобленные ужасом великой утраты часовые, готовые пырнуть штыком
всякого подозрительного. Поскольку боеспособные требовались для караульной
службы, на похороны отрядили таких, с кем в общем-то не считались. Ополчение
сняли после благодарственной телефонограммы райкома комсомола.
Потом пришла первая любовь. Старая жизнь как провалилась... Где все те
люди?
А память о силе денег осталась.
На институтской практике, отправленный в числе немногих отличников в
Пекин, с которым еще не умерла великая дружба, он ощутил, как хороша
выбранная профессия. Революции в Китае исполнилось едва десять лет. На руках
у многих оставались кредитные письма, акции, чеки, и они приходили на улицу
Ванфуцзин в бывшее здание французского Индокитайского банка, где
разместилось советское торгпредство. В фойе банка неизвестно почему стоял
бильярдный стол, за которым по вечерам и в обеденное время сражались в
американку сотрудники. В рабочие часы назначенный для приема визитеров
студент-практикант Севастьянов, носивший тогда другую фамилию, сгорая от
любопытства, рассматривал выкладываемые на зеленое сукно бильярдного стола
финансовые инструменты ведущих банков мира.
Бумагам порой не имелось цены. Их следовало хватать со страшной силой,
как говорил на производственных совещаниях руководитель практики Петр
Петрович Слюсаренко, в жену которого Севастьянов тайно влюбился. Торгпред
возражал. Он отмечал, что не следует забывать о микробе буржуазного
разложения в период, когда империализм как раз и вступил в загнивающую
стадию. В условиях торжества идеалов социализма и
национально-освободительного пробуждения скупка таких бумаг, по мнению
торгпреда, была адекватна заготовке навоза по цене бриллиантов.
Слюсаренко не спорил. Как и Петраков много лет спустя. И купил
бриллиант по цене навоза в одном из переулков у Запретного города - в
нетопленой ювелирной лавке, промерзшей под студеным ноябрьским ветром с
Гоби. На втором этаже, в жилой половине, высохший старик в меховом халате,
стеганых штанах и матерчатых туфлях на толстой подошве, разворошив кучку
одежды в сундуке, вытащил лакированную коробочку с желтоватым кристаллом. На
лице Слюсаренко появилось выражение, словно бы он собирался с духом
немедленно прикончить и китайца с пергаментным лицом, и Севастьянова.
Слюсаренко не говорил ни по-китайски, ни по-английски. Севастьянов
понадобился как переводчик. Он же принес из "победы", в которой приехали без
водителя, два чемодана бумажных денег. Когда они вернулись, женщина, которую
Севастьянов боготворил все больше - практика завершалась, - повисла на шее у
мужа, поняв по невесомости чемоданов, что дело выгорело.
Слюсаренко умер через три года в Америке. За рабочим столом.
Вот и Петраков теперь умер...
В кооперативной квартире в Беляево-Богородском, которое он ненавидел за
безликость, Севастьянов минут двадцать подремал в горячей ванне. Черный или
темный костюм решил не одевать. Теперь он сам как Петраков. Что же носить
траур по самому себе? Петраковские "грехи" отныне на нем одном. Выбрал
твидовый пиджак, голубую сорочку и черный вязаный галстук.
В полдень Севастьянов вошел в приемную генерального директора банка, в