"Зигмунд Янович Скуинь. Нагота " - читать интересную книгу автора

сейчас должно произойти, может оказаться его смертью. Прежде он и мысли не
допускал, что слово "смерть" имеет к нему какое-то отношение. Он верил в то,
что молод, он чувствовал себя молодым, все его считали молодым, называли
молодым, все его помыслы обретались в будущем - завтра, послезавтра, на
будущий год, через десять лет. Он еще только собирался по-настоящему жить.
Рассудком-то он сознавал, что есть предел, но предел этот был где-то там
вдали, как морской горизонт, который всегда отдаляется ровно настолько,
насколько к нему приближаешься.
Приехала "скорая помощь". Врач сделал укол, приступ прошел. Диагноз
звучал так: переутомление, спазмы мышц артериальных сосудов на почве
невроза. Вскоре он оправился, первые страхи забылись. И все же тот случай
развеял розовый сон о нескончаемой молодости.
О смерти он думал редко, без особых эмоций и зримых образов. Смерть его
не интересовала, а то, что его не интересовало, мало и занимало его. И все
же такая возможность оставалась. Теперь он знал о ней, и с ней, с этой
возможностью, приходилось считаться. Иной раз, работая над каким-нибудь
проектом, он ни с того ни с сего вдруг начинал писать на оборотной стороне
пространное пояснение, пытаясь самого себя уверить, что все это просто так,
чтобы не забылось, в действительности он это делал затем, чтобы ключ от
проекта хранился не только у него. В сберегательной кассе он выписал
доверенность на имя жены, в ящике письменного стола хранился страховой полис
на вполне приличную сумму.
Так вот, со "скудельным сосудом" все было в порядке. Люди посторонние
давали ему сорок, не больше. После того единственного раза незримая тень не
подавала о себе вестей. Впрочем, однажды, дождливым апрельским вечером, на
Псковском шоссе на короткий миг, под нещадный скрип тормозов, ему
померещилось, будто опять она здесь, мелькнула за ветровым стеклом. К
счастью, тормоза отлажены были превосходно, со слабыми тормозами он ездить
не любил. А может, еще и той ночью на Даугаве, когда стала спускать надувная
лодка. На нем тогда было столько одежды, резиновые сапоги. Предупреждали
ведь, чтобы не вздумал плыть ночью один. Но не в его правилах было следовать
добрым советам. У добрых советов ничтожный коэффициент полезного действия,
обычно они поверхностны, с неоправданно завышенным запасом прочности. Да и
тогда прав-то все же оказался он, а не его добрые советчики.
До дома оставалось минут десять ходу. По обе стороны дороги возвышались
белые березы. И дома тут по большей части были новые. Послевоенная Рига
индивидуальных застройщиков - ухоженная, прибранная, уютная. Не от нужды
единой иметь кров над головой росла она, но росла и на радости строить
своими руками, росла на страхах выходцев из деревни, бывших крестьян,
оказаться в полном окружении камней.
Лет двадцать тому назад, вскоре после женитьбы, они о Ливией пытались
приискать себе жилье. Совсем отчаялись после ряда бесплодных попыток и тут
неожиданно получили обнадеживающую весть: родственница Ливии по бабушкиной
линии, оперная певица Вилде-Межниеце, после долгих лет покидала сцену,
намереваясь впредь посвятить себя исключительно цветоводству. Посему свою
городскую квартиру она обменяла на особняк с садом и подыскивала "надежного
человека для мелких домашних дел, присутствие которого служило бы также
порукой безопасности для хозяйки в месте тихом и нелюдном".
Действительно, в то время место здесь было тихое и нелюдное. Когда он
впервые увидел высокий каменный забор и дом в окружении тесно посаженной