"Зигмунд Янович Скуинь. Нагота " - читать интересную книгу автора

- Ну, будь здоров.
- До завтра.
Остановка была как раз напротив магазина. Казалось, Стуриту ни за что
не втиснуться в переполненный троллейбус, столько желающих толпилось на
тротуаре. Так нет же, Стурит изловчился, вклинился в самую гущу, вошел, как
иголка в клубок ниток, лишь полы плаща остались за дверью.
Турлав поднял воротник - холодно что-то. Разговор со Стуритом произвел
на него странное впечатление - как будто он обнаружил серьезный пробел в
своем умении разбираться в людях. О похождениях Стурита он даже не
догадывался - разве это не пробел? И вокруг этого пробела теперь вертелись
его мысли, он снова и снова возвращался к тому, что Стурита не понимает, но
дальше дело не шло, мысли кружились, как пена в водовороте. Если у Стурита,
как утверждали, действительно была любовница, - сам Стурит того не отрицал и
не подтверждал, - навряд ли это какая-нибудь легкая интрижка, не радость
даже, не развлечение, пожалуй, наоборот, что-то тяжкое, серьезное, скорее
беда, чем порок. Конченый человек, сразу видно.
Какая-то женщина оглянулась на него. С детских лет водилась за ним
привычка разговаривать с самим собой.
Ярко освещенный торговый квартал остался позади, заасфальтированный
тротуар, широкий и многолюдный, перешел в узкую панель из цементных плит,
она тянулась вдоль небольших и покрупнее домиков, дремотных садов,
покосившихся заборов. Обочина главной городской магистрали, еще совсем
недавно глухая окраина с собачьим лаем, петушиными песнями, весенним
цветением вишен и яблонь, с цветочными клумбами, с аккуратными поленницами,
с дремлющими кошками на крышах гаражей - словом, настоящее предместье. Лишь
в самое последнее время, словно большие корабли, подошли сюда и бросили
якорь пяти-, шести- и даже девятиэтажные дома.
Между шоссе и тротуаром блестели мокрые стволы оголенных лип. Турлав
шагал пружинистой походкой. "Споспешествуй мне, господи, пронесть сосуд
скудельный плоти", как когда-то писал старина Фирекер. Уж если ходьба, так в
хорошем темпе, чтобы застоявшиеся мускулы получили нагрузку, чтобы кровь
разошлась, чтобы глубже дышалось. Шагов сто в минуту, это значит - километр
за десять, шесть километров в час. О своем "скудельном сосуде" у него не
было оснований беспокоиться. Иной раз где-то покалывало, что-то побаливало,
не без этого, однако ничего серьезного. Миндалины ему не удаляли, слепая
кишка тоже на месте. Бессонница не мучила, на аппетит не жаловался. Взбежать
на пятый этаж даже с чемоданом для него было пустяком. Всякое физическое
усилие доставляло ему почти наслаждение. Что говорить, он с удовольствием
носил свое тело. В самом деле, грех жаловаться.
И все же предупреждение он получил еще несколько лет назад, ранней
весной, когда работал над координатными системами. К полуночи заснул рядом с
женой в прекрасном настроении, приятно усталый, провалился в сон, как камень
в воду канул, а потом ни с того ни с сего проснулся, сам не понимая зачем,
но отчетливо сознавая, что немедленно надо встать, что лежать нельзя.
Захотелось подбежать к выключателю, зажечь свет. Такое ощущение пришло еще
во сне. В томительной тишине, отдававшейся в ушах напряженным тиканьем
часов, он почувствовал, вернее, расслышал, что сердце стучит все быстрее,
все громче, хотя не было для этого никакой причины, совершенно никакой.
Дыхание пресеклось, прошиб холодный пот. Сейчас что-то должно произойти, все
быстрее стучало сердце, все громче. И впервые пришла к нему мысль: то, что