"Зигмунд Янович Скуинь. Нагота " - читать интересную книгу автора

монумента змеились зачехленные трубопроводы. Впрочем, что говорить,
романтические с виду фонтанчики не имеют ничего общего с дворцовыми
водометами хана Гирея, у них более прозаическое назначение- система
охлаждения.
Шел дождь, но говорливый людской поток, продвигаясь к воротам, казался
беспечным и праздничным. Влажный асфальт отражал светящиеся окна,
замысловатую вязь неоновых огней.
- Смотрите, а вы-то и вовсе без пальто, - сказала она, когда проходили
мимо стенда "Лучшие люди предприятия". Фотографии вывесили к Майскому
празднику, сильно увеличенные лица под стеклом и сеткой дождевых капель
глядели по-летнему легкомысленно.
- Мы друг другу не мешаем, - отмахнулся он. - Каждый сам по себе.
- Я где-то читала, готтентоты свято верят, будто все, что испытывает
изображение, переходит на оригинал. Вы никогда не болеете?
- Времени нет.
- А мне иногда так хочется побездельничать, хорошенько отоспаться, дать
мамочке меня побаловать. Особенно в хмурые утра тяжело вставать. А вам?
- У меня есть знакомый, наловчился спать с открытыми глазами. Никто не
знает, когда он спит, когда бодрствует.
Вышли на улицу, остановились. Ветер подхватил ее длинные волосы, Майя
старалась их придержать. Ему понадобилось закурить, искал по карманам
зажигалку.
- Ну, вы куда? - спросил, как обычно.
- Домой, - ответила она.
- Тогда до завтра.
- До завтра.
- Не забудьте о своем обещании.
- Это о каком же? Ах да - не заболеть! Предостерегающий ваш перст мне
будет сниться.
Перекинулись еще двумя-тремя фразами и разошлись каждый в свою сторону.
Как обычно. Немного отойдя, он обернулся: красная шляпка Майи поплавком
плыла поверх толпы. А ведь правда - поплавок. Непонятно и странно: такая
девушка, а до сих пор не замужем. Никто ее никогда не встречает, не
провожает. Сколько ей - двадцать семь или восемь? Навряд ли больше. Однако
не так уж далеко и до старой девы. Черт побери, куда смотрят мужчины.
В тех случаях, когда у Турлава не стоял за воротами его "Москвич", он
добирался до дома пешком. Он позволял себе такую роскошь - на шестьдесят
минут в сутки, отключившись от дел, шагать и думать, не спеша, не
напрягаясь, иной раз и вовсе о пустяках, да, он позволял себе эту маленькую
радость, - как Пушкунг вентилировал легкие, так он проветривал себе мозги. А
возвращаясь домой на машине, нередко делал круг - к озеру Балтэзер, к Малой
Югле, а то и к Гауе. Море его не очень-то прельщало, назойливый шум прибоя
скорее возбуждал, чем успокаивал.
В последнее время машина все чаще оставалась дома, - хотелось пройтись,
поразмяться. Он приближался к тому возрасту, когда исподволь приходит
умеренность. Орбита, в которой он вращался, все больше сужалась. Конечно,
можно было подыскать для этого и более благозвучное слово:
сосредоточенность, целенаправленность. Без большой ошибки на недели, даже на
месяцы вперед он мог предсказать, чем будет занят тогда-то и во столько-то,
с какими людьми встретится, о чем станет с ними говорить, как поступит при