"Елена Александровна Скрябина. Годы скитаний: Из дневника одной ленинградки " - читать интересную книгу автора

вроде опилок. И вот из них пекут лепешки. На вкус они ужасны, а после того
как съешь, начинается изжога.
Хлеб выдается тоже малосъедобный: муки в нем самый минимальный процент,
а больше жмыхов и почему-то целлулоид и еще какая-то неизвестная,
невообразимая смесь. В результате такого состава хлеб сырой и тяжелый. И
все-таки люди готовы из-за него перегрызть друг другу горло. Утром по дороге
из булочной тщательно прячешь его: было немало случаев, когда на улице хлеб
отнимали.

Пятница, 7 ноября 1941 г.

Как мы и предполагали, в Октябрьскую годовщину немцы бомбили
интенсивнее и беспощаднее, чем обычно. Особенно отличились они вчера
вечером: налетели тучи самолетов, воздух гудел от множества машин. В сотый и
тысячный раз задаешь себе вопрос: где же наша противовоздушная оборона?
Почему не видно советских истребителей? Немцы летают, как дома, а наши
зенитки палят впустую, только усиливают шум.
Сегодня с помощью Тарновской старалась вернуть к жизни нашего Диму. Зоя
Михайловна энергична и не теряет своего оптимизма. Она твердо верит, что
война скоро кончится, что Ленинград все же будет взят немцами. Надо
потерпеть еще некоторое время. Она старалась все это внушить Диме, даже
сердилась и кричала на него. Потом начала умолять подтянуться ради меня,
более бодро относиться ко всем лишениям. Как могла, я поддерживала ее, но на
Диму это все не производило никакого впечатления.
Теперь умирают так просто: сначала перестают интересоваться чем бы то
ни было, потом ложатся в постель и больше не встают. Я особенно боюсь этой
апатии у Димы. Его нельзя узнать. Еще в конце августа и в сентябре он
носился по всему городу, выискивал продукты, интересовался военными
сводками, встречался с мальчишками-товарищами. Целыми днями он стоит в
ватнике у печки, бледный, со страшной синевой под глазами. Если так будет
продолжаться, он погибнет. Делаю все возможное, чтобы его лучше кормить, но
всего этого слишком мало.
Вот наш жилец, Юра Тарновский, например, ходит каждый день в одну
столовую, где съедает по шесть-семь тарелок дрожжевого супа, который можно
получить без карточек. Трудно себе представить это "лакомое" блюдо голодного
Ленинграда: дрожжи и вода. После еды люди распухают, а в смысле
питательности эта еда - ничто, нуль калорийности. Но я хотела бы, чтобы и
мой Дима, по примеру Тарновского, охотился за этим супом, - может быть, хоть
это выводило бы его из состояния страшного безразличия.

Понедельник, 10 ноября 1941 г.

Нас просто засыпают зажигательными бомбами. Раньше дежурили на крыше
все мальчики нашего дома: Сережа, друг Димы, сам Дима, сын артистки с
третьего этажа - бойкий, здоровый мальчик, и многие другие в возрасте от 12
до 16 лет. Теперь почти все слегли. С бомбами борются женщины, которые
оказались самыми выносливыми. Вчера загорелся наш дровяной сарай. Удалось
отстоять. Единственной жертвой этого пожара оказался наш матрац, вынесенный
туда за отсутствием места в нашей перенаселенной квартире. Хорошо еще, что
не сгорели дрова, которые нам накануне привезли.