"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу авторагорода.
Она останавливается и вдруг - первой - заглядывает ему в глаза: - Боже мой, да у вас все лицо в крови! Кружевным платочком она вытирает ему лоб, щеки, маленький рот, она разглядывает его бесцеремонно, как девочки рассматривают чужие куклы. Небрежно складывает платочек, сжимает, прячет в кармашек и вдруг хмурится: - Скоро уже город. - Она и рада этому и немножко печалится: не хочется расстаться так, сразу. - Хорошо здесь! И Тимош только теперь замечает, что вокруг все несказанно хорошо - и яблоневые сады, и придорожная повилика, и смелая птица в голубой вышине, и шелест трав - все, мимо чего проходил он, не замечая, топтал ногой, не оглядываясь, - все ожило вдруг и захватило его, как захватывает дух в неистовом беге. Утраченный мир раскрылся перед ним в неожиданной красе, в ослепительной свежести, лес наполнился пением, все стало звонким и радостным, как бывало в детстве, и любимые цветы его, воспринятые еще с первым лепетом, снова глядели на Тимоша и говорили о чем-то заветном. - Хорошо! Ветви елей тянулись к ним и ласкали. Тимош ощущал дружеское прикосновение их, разгадывал шепот кленов. А две тоненькие, в задорных кудряшках, березки кивали, и манили, и трогали Тимоша до слез: стройные, чудесные, неразлучные! И девушка, как будто угадав его мысли, воскликнула: - Смотрите-ка, березки, - словно впервые в жизни приметила их, - такие светлые, чистые. С такими русскими косами. Это наши родные березки... Тимош был счастлив от того, что она так сказала, - отчетливо, как нечто незыблемое, как тепло отчего дома, как свет солнца, ощущает он это счастье. рядом на родной земле, под родным небом. Что может помешать их близости и дружбе? С каждым шагом она все крепче опирается на его руку... И вдруг глаза ее темнеют. - Ну, вот, уже и город... Первые улицы с покосившимися заборами, с лавчонками под аляповатыми вывесками, первые прохожие и первые косые взгляды... Им снова становится неловко вместе, что-то давит, что-то творится непонятное: Тимош вдруг замечает, что на ней дорогое платье, что она - барышня, а барышня видит, что Тимош дурно одет, что рукава его воскресной рубахи слишком коротки. И речь ее вдруг изменяется, утрачивает непосредственность, задушевность, становится сбивчивой, рассеянной. Она говорит торопливо, порой насмешливо, заносчиво, как всегда говорят девушки, стараясь скрыть беспокойные мысли, или когда попросту нечего сказать: - Знаете, здесь удивительно, еще зеленеют перелески, вон еще сосны. А уже виднеются фабричные трубы. Это напоминает французских живописцев. Тимош молчит. Из всего французского он знает только французскую революцию, французское нашествие и французские булки, которые кушают русские господа. - Послушайте, вы произнесете хоть слово? - она с прежним бесцеремонным любопытством разглядывает Тимоша. Все уже забыто - и черный лес, и раскосые глаза пьяного парня, и томик Бодлера, упавший в тину. Она видит только глаза Тимоша, глубокие, изумленные. - Боже мой, он вспыхнул, как девушка! Такой отважный и сильный и вдруг |
|
|