"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора

города.
Она останавливается и вдруг - первой - заглядывает ему в глаза:
- Боже мой, да у вас все лицо в крови! Кружевным платочком она вытирает
ему лоб, щеки, маленький рот, она разглядывает его бесцеремонно, как девочки
рассматривают чужие куклы. Небрежно складывает платочек, сжимает, прячет в
кармашек и вдруг хмурится:
- Скоро уже город. - Она и рада этому и немножко печалится: не хочется
расстаться так, сразу. - Хорошо здесь!
И Тимош только теперь замечает, что вокруг все несказанно хорошо - и
яблоневые сады, и придорожная повилика, и смелая птица в голубой вышине, и
шелест трав - все, мимо чего проходил он, не замечая, топтал ногой, не
оглядываясь, - все ожило вдруг и захватило его, как захватывает дух в
неистовом беге. Утраченный мир раскрылся перед ним в неожиданной красе, в
ослепительной свежести, лес наполнился пением, все стало звонким и
радостным, как бывало в детстве, и любимые цветы его, воспринятые еще с
первым лепетом, снова глядели на Тимоша и говорили о чем-то заветном.
- Хорошо!
Ветви елей тянулись к ним и ласкали. Тимош ощущал дружеское
прикосновение их, разгадывал шепот кленов. А две тоненькие, в задорных
кудряшках, березки кивали, и манили, и трогали Тимоша до слез: стройные,
чудесные, неразлучные! И девушка, как будто угадав его мысли, воскликнула:
- Смотрите-ка, березки, - словно впервые в жизни приметила их, - такие
светлые, чистые. С такими русскими косами. Это наши родные березки...
Тимош был счастлив от того, что она так сказала, - отчетливо, как нечто
незыблемое, как тепло отчего дома, как свет солнца, ощущает он это счастье.
Да почему бы им не быть счастливыми - они молоды, сильны, чисты сердцем. Они
рядом на родной земле, под родным небом.
Что может помешать их близости и дружбе? С каждым шагом она все крепче
опирается на его руку...
И вдруг глаза ее темнеют.
- Ну, вот, уже и город...
Первые улицы с покосившимися заборами, с лавчонками под аляповатыми
вывесками, первые прохожие и первые косые взгляды...
Им снова становится неловко вместе, что-то давит, что-то творится
непонятное: Тимош вдруг замечает, что на ней дорогое платье, что она -
барышня, а барышня видит, что Тимош дурно одет, что рукава его воскресной
рубахи слишком коротки. И речь ее вдруг изменяется, утрачивает
непосредственность, задушевность, становится сбивчивой, рассеянной. Она
говорит торопливо, порой насмешливо, заносчиво, как всегда говорят девушки,
стараясь скрыть беспокойные мысли, или когда попросту нечего сказать:
- Знаете, здесь удивительно, еще зеленеют перелески, вон еще сосны. А
уже виднеются фабричные трубы. Это напоминает французских живописцев.
Тимош молчит. Из всего французского он знает только французскую
революцию, французское нашествие и французские булки, которые кушают русские
господа.
- Послушайте, вы произнесете хоть слово? - она с прежним бесцеремонным
любопытством разглядывает Тимоша. Все уже забыто - и черный лес, и раскосые
глаза пьяного парня, и томик Бодлера, упавший в тину. Она видит только глаза
Тимоша, глубокие, изумленные.
- Боже мой, он вспыхнул, как девушка! Такой отважный и сильный и вдруг