"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора

допустим, или пять могут весь завод поднять? Вот господа оборонцы приходили,
или другие прочие - и языки у них лучше подвешены, и слов разных в кармане
больше, и газет у них сколько хочешь, и капитал для них - все, что хочешь. А
рабочие и слушать не хотят. А за нами идут. Так что же у нас, глотки
медовые, слово заветное знаем или что?
Тимош ждал, что еще скажет старик, а в голове - хоть и уверял Кудя, что
не оробел, - все время одно вертелось: "Три человека или, допустим,
пять...".
- Да потому, что мы все заодно. Хоть ты скажешь от всех, а хоть я,
Иван, или Петро - все равно наше общее слово. Что у любого рабочего на душе,
то и говорим. В том и сила. Теперь и считай, сколько нас - один или тысячи.
Они не могли оставаться больше вместе, разошлись, но все сказанное
стариком запомнилось крепко, поразило своей простотой, так же, как то новое,
что увидел Тимош на заводе в дни стачки. Он не мог уже отказаться от этого
нового видения окружающего, новой меры и понимания людей. Мир углубился,
расширился, не мог уже уместиться в хате под соломенной крышей, в нем нельзя
было жить по старинке, рабочий люд сознавал свою великую силу. Сознавал ее и
Тимош, но это не мешало ему видеть рабочего человека таким, как есть. Народ,
от плоти и крови которого он произошел, думами и верой которого жил, был
многообразен и необъятен - миллионы людей и каждый со своим сердцем, судьбой
и мыслями. И вот всех этих людей, с их героизмом и слабостями,
самоотверженностью и пороками, трудолюбием, мастерством и разгильдяйством,
отвагой и слабодушием, - обыкновенных, повседневно окружающих его людей,
вовсе не похожих на чистеньких иконописных божьих угодничков, нужно было
объединить, вдохновить на подвиг и победу. Дух захватывало!
Но простые слова старика помогали ему: не потребуется искать особых
чудес и особых героев - герой в каждом из них; нужно только увидеть, понять,
соединить. Какими пороками и слабостями они ни страдают, но добро в них
крепче, общность выше всего - вот в чем сила.
Внешне на заводе все как будто вошло в свою колею, по-прежнему окликал
по утрам визгливый гудок, по-прежнему шумели трансмиссии и вертелись станки,
точили стаканчики и выбрасывали деталь "247". И так же по-прежнему под
праздник толпились на проходной ребятишки, женки, а мужики воровато
пробирались через пролаз и спускались по старой дорожке в "Спаси господи".
Но даже здесь за привычными грязными столиками, в застоявшейся духоте,
время не могло остановиться.
Ночью, когда завсегдатаи "Спаси господи" разменяли уже последние
бумажки, в глухом углу заведения раздался вдруг истошный, по-бабьи визгливый
крик:
- Отойди! Не хочу слухать. Ребя-ата!
- Замолчи, - неизвестный человек в аккуратном темном пиджачке и картузе
с лакированным козырьком приподнялся над столиком.
- Отойди, - по-пьяному всхлипывал и вскрикивал Женечка, - что он
пристал, товарищи! Я ничего не знаю. Отстань.
- Замолчи, дурак, - прошипел незнакомец, но Женечку нельзя было уже
остановить. Как все слабые и трусливые, он спешил сразу выкрикнуть все,
выплеснуть, открыться людям:
- Не знаю. Чего пристал? Чего он пристал ко мне! - кричал Женечка на
все заведение. - Ты что душу тянешь? Зачем он душу тянет, ребята? Ничего я
не знаю. Ни про стачки, ни про забастовки. Я не хочу. Пусть все слышат... -