"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автора

Не без горечи вспоминал он, как приветствовал его в литейне старый
формовщик:
- Здрастье-пожалуйста: кирпа кверху, картуз набекрень. А под картузом
что?
Прошел месяц. Дома Тимоша считали уже заправским заводским. Прасковья
Даниловна не могла на него налюбоваться, старалась во всем угодить, и Тарас
Игнатович, переменив гнев на милость, то и дело обращался к нему: "сыночек",
"любый мой", "Тимошенька". А Тимошенька, исправно занимаясь заводскими
делами, все думал о далеком Крыме. То примерещится неведомое бескрайнее
море, то сказочные горы возникнут, а чаще всего знакомые очи с опущенными
ресницами, девичье хрупкое плечико.


4

Осенью, в условленный день она не пришла.
- Ну и что ж - пусть! Тем лучше. - Тимош уверял себя, что выбросил вон
из головы кисейную барышню. И, расправясь с кисейной барышней, почувствовал
себя так легко и свободно, что без труда обошел все кварталы, примыкавшие к
городскому саду, в котором они виделись в последний раз. Бродил по улицам до
тех пор, пока знакомая дорога не привела к высоким, крашенным светлой
краской воротам. Прошелся раз-другой вдоль решетчатого забора, ладно
сложенного из квадратных брусьев, заглянул в окна барского особняка и
вернулся домой несколько успокоенный - должно быть, потому, что выбросил
кисейную барышню из головы.
В следующее воскресенье Тимош отправился в церковь пораньше. Она ждала
уже его на скамье, вскочила и побежала навстречу.
- Почему вы не пришли?
- Я был.
- Неужели не могли подождать?
- Я ждал.
- Не могли прийти на другой день, на следующий? Если по-настоящему...
если я по-настоящему дорога вам!
Тимош почему-то не решился признаться, что работает па заводе, не имеет
возможности разгуливать в будние дни. Дома, на своей улице он гордился
званием заводского, а тут, в ее присутствии, устыдился своего рабочего
положения.
Из глубины храма доносилось приглушенное тягучее пение - Тимош не
различал слов, относился безразлично ко всему, что происходило за тяжелыми,
окованными дверьми, но подруга его с затаенной тревогой напряженно к чему-то
прислушивалась. На крыльце толпился народ, из притвора то и дело выглядывали
господа, наряженные в черные длиннополые сюртуки с белыми цветами,
приколотыми на груди, к ограде подкатывали и отъезжали кареты.
Голоса в храме все более возвышались, переливаясь, под самыми сводами,
чей-то негромкий расплывающийся тенорок провозглашал молитвы - седенький
священник, в серебряной потемневшей ризе свершал обряд венчания. Но все, что
творилось там, в глубине храма по-прежнему проходило мимо Тимоша отчужденно,
не затрагивая его. А девушка прислушивалась все с большей тревогой и
ожиданием.
Наконец, когда стали выходить из церкви и долго-сдерживаемый непокой и