"Митчел Сканлон. Пятнадцать часов" - читать интересную книгу автора

проводов или слишком изношенных частей - все, о чем предупреждал их
механик-аколит в Феррусвилле, когда насос последний раз проходил технический
осмотр. Все напрасно, Ларн не мог найти ничего неисправного. Насколько он
мог понять, насос должен был работать.
Наконец, неохотно признав поражение, Ларн поднял внешнюю панель и начал
устанавливать ее обратно. Он так хотел починить насос; до жатвы было еще три
недели, и было важно, чтобы оросительная система фермы находилась в хорошем
состоянии. К счастью, пока была хорошая погода, и пшеница росла хорошо, но
жизнь фермера всегда подчинена погоде. Без орошения, пара недель засухи
могла значить разницу между сытостью и голодом на весь год.
Но, в конечном счете, он знал, что это не главное. Стоя здесь и глядя
на насос после того как привинтил панель обратно, Ларн осознал, что причины
желания починить насос находятся за пределами таких практических
соображений. Нравится ему это или нет, завтра он покинет ферму навсегда, и
попрощается с землей и жизнью, которую знал, чтобы больше никогда не
вернуться. Он понимал сейчас, что чувствовал необходимость сослужить
какую-то последнюю службу для тех, кого покидает. Он так хотел сделать
какую-нибудь последнюю работу, которая принесла бы им пользу. Почти как акт
покаяния, чтобы как-то завершить свое горе.
Этим утром, когда отец просил его взглянуть на насос и посмотреть, не
сможет ли он его починить, казалось, представилась великолепная возможность
исполнить это намерение. А сейчас непокорные духи машины внутри насоса и его
собственный недостаток знаний словно сговорились против него. Неважно, как
упорно он пытался, неисправность насоса находилась за пределами его знаний,
и его последней епитимье суждено было остаться неисполненной.
Ларн собрал инструменты и уже приготовился возвращаться домой, но снова
остановился, заметив, как изменился закат. Солнце уже наполовину скрылось за
горизонтом, и небо вокруг окрасилось в глубокие и более зловещие тона
красного. Но не солнце или небо привлекли его внимание, а поля под ними.
Там, где раньше они были залиты прекрасным золотым и янтарным светом, сейчас
цвет полей изменился на темный и тревожный оттенок коричневато-красного,
похожий на цвет крови. В то же время вечерний бриз почти неощутимо усилился,
колыхая ряды пшеницы, заставляя их словно течь и переливаться перед глазами
Ларна, как будто сами поля стали огромным и неспокойным морем. "Почти как
море крови", сказал он себе, и одна мысль об этом заставила его
содрогнуться.
Море крови.
И, как он ни пытался, он не мог увидеть хорошего знамения в этом знаке.
Ко времени, когда Ларн положил на место свои инструменты, солнце уже
почти зашло. Выйдя из сарая, он пошел к дому, желтый свет ламп был едва
виден сквозь щели в деревянных ставнях, сейчас закрытых. Поднявшись на
крыльцо, Ларн открыл замок парадного входа и вошел внутрь, аккуратно сняв
ботинки у порога, чтобы не занести грязь с полей в дом. Потом, оставив
ботинки у входа, он прошел по коридору к кухне, бессознательно сделав
пальцами знак аквилы, когда проходил мимо открытой двери в комнату с
благочестивым изображением Императора, повешенным над камином.
Войдя в кухню, он увидел, что она пуста, запах горящих дров и вкусный
аромат его любимых блюд поднимался от кастрюль, кипевших на плите. Жареный
зорнкоб, вареные бобы дерна, тушеное мясо альпака и ягодный пирог. Последняя
еда, которую ему суждено есть дома. Неожиданно он понял, что, сколько бы лет