"К.И.Ситников. Идеже потребы творяху" - читать интересную книгу автора

сквозь обыкновенное спокойствие в его голосе слышалась явная тревога.
- Как только окажешься в городе, немедленно ко мне!
Он еще продолжал что-то говорить, когда водитель вышел из придорожного
магазинчика с длинной французской булкой в руке, и я торопливо бросил
трубку. Когда я проходил мимо него, чтобы вернуться на свое место, он
поймал меня свободной рукой за плечо, притянул к себе и едва ли не
насильно схватил пальцами за веко.
- Эй, парень, - сказал он озабоченно, заглядывая мне в самый зрачок - с
тобой все в порядке? Голова болит? Ну-ка быстро в кабину!
Я не стал с ним спорить.
- То-то я гляжу, шаткий ты какой-то, - продолжал он. - Тебя что, машиной
сбило? Как ты на дороге-то оказался?
Он забрался на свое сиденье и, перегнувшись через мои колени, проверил,
хорошо ли я захлопнул дверцу. Должно быть, я и вправду выглядел неважно,
если он так заботился обо мне. Мы тяжело тронулись с места, медленно
выехали на магистраль и, набирая скорость, помчались мимо все тех же
известняковых нагромождений и нескончаемых сосновых лесов. Солнце ударяло
прямыми лучами в зеркало заднего обзора.
- Далеко еще до города? - спросил я.
- Километров тридцать. Куда тебе нужно?
- Музей естественной истории.
- Это в центре, парень, - сказал он. - А я высажу тебя в пригороде. Дальше
тебе придется добираться автобусом или опять попутку ловить. Но мой тебе
совет - загляни сперва в ближайший травмпункт. Если сотрясение, могут
образоваться кровяные закупорки, а ты еще молодой, зачем тебе лишние
головные боли, правильно?
Он отпустил руль и, разорвав длинную булку на половинки, протянул одну из
них мне. Только теперь я вспомнил, что у меня со вчерашнего дня во рту не
было ни крошки.

* * *

Самым трудным оказалось преодолеть последнюю ступеньку. Несколько раз,
чтобы не потерять равновесия, мне приходилось ставить ногу обратно.
Наконец, плюнув на равновесие, я проделал оставшееся до дверей расстояние
на четвереньках.
Открыв дверь головой и ввалившись в сумрачный вестибюль музея, я увидел
волка.
Волк сидел на верхней площадке и внимательно глядел на меня. У него был
здоровенный серый носина и круглые зеленовато-желтые глаза. В глазах этих
не было ничего, даже отдаленно напоминавшего о собачьей слезе или
печальном собачьем взгляде, породившем известную поговорку, что собака все
понимает, только сказать не может. Напротив, то были жесткие волчьи глаза,
горевшие изнутри, как два подсвеченных кусочка янтаря.
Это было уже слишком для моего бедного рассудка. Мягко закатив зрачки под
лоб, я повалился на бок. Последнее, что я помню, это то, как, оглушительно
цокая и скрежеща о плитки когтями, волк спустился ко мне по лестнице,
навис надо мной и, обдав жарким дыханием, схватил зубами за воротник и
слегка потащил на себя, словно бы заставляя подняться. Но подняться было
выше моих сил.