"Константин Ситников. Бес опечаток" - читать интересную книгу автора

Выскакивая из кабинета редактора, Марь-Иванна являла на
раскрасневшемся лице своем изумление, восхищение - и блаженство.
- Ко мне. Со статьей, - все еще отрывисто велел редактор, завидев
молодого журналиста, мнущегося в коридоре.


...Такого мандража Алексей не испытывал со времен выпускных
экзаменов. Редактор долго вчитывался в принесенные им листочки, левая его
бровь задиралась все выше и выше. "Ну, сейчас - все, конец", - подумал
Алексей, чувствуя вакуумную пустоту и невесомость в животе.
Редактор дочитал до конца, вернулся к началу, бегло пробежал глазами
первые абзацы, - затем, не глядя на молодого своего сотрудника, вылетел из
кабинета. В комнате напротив (это в операторской, вяло подумал Алексей)
загремел его голос. Ни жив ни мертв, Алексей вышел тоже в коридор,
остановился оторопело перед раскрытой дверью.
Редактор рвал и метал. Редактор громил и крушил.
- Бездари! Бездельники! Недое...ки безму...е! Даром хлеб жрете! штаны
просиживаете! шахматы гоняете! Полжизни в газете, а писать толком не
научились! Вот! вот!! вот где талант!!! Тридцать строчек - а какая
глубина! какой интеллект! чувство какое! в печать! немедленно!! экстренный
выпуск! Р-р-разнесу! р-р-разорю! покалечу!
Редакция засуетилась, как растревоженный улей. Все забегали.
Наборщица запорхала наманикюренными пальчиками по клавиатуре. Монтажник
защелкала ножницами. Ответсек с треском загрузил "Вентуру" и принялся
всобачивать новую статью в завтрашний выпуск - в качестве передовицы.
Алексей был не на шутку встревожен и напуган таким поворотом событий.
Все это было так неожиданно, так дико и ни с чем не сообразно, что молодой
журналист отупел окончательно и уже совсем перестал понимать, где
настоящее, всамделишное, а где - наваждение и помутнение рассудка.
Теперешняя восторженность редактора - это, конечно же, сумасшествие. А
все, что было раньше, - не сумасшествие? Все эти бесконечные статьи,
статейки и статеечки, которые они непрерывным канализационным потоком изо
дня в день выливают на головы своих читателей? Это - не сумасшествие?
Господи, да как и работать в журналистике, если знаешь, что все, что ты
делаешь, - обман? И не потому обман, что ты ищешь какую-то выгоду для
себя. Или потому что твой хозяин велел тебе обманывать. Напротив, ты
можешь писать правдиво и честно, ты можешь писать прямо и открыто, ты, в
конце концов, можешь писать талантливо! Но... отчего же всегда получается
так, что каждая твоя строчка - ложь? И каждая строчка твоих друзей, твоих
неподкупных и бескомпромиссных друзей, - ложь? Отчего получается так, что
когда ты воочию встречаешься с героем любой газетной заметки, он
оказывается совсем-совсем-совсем другим человеком? Отчего любое городское
событие, затрагивающее жизнь сотен и тысяч людей, получает в твоей газете
самое превратное и искаженное освещение? Если всякое газетное и журнальное
слово есть ложь, то для чего, для чего все это? Во имя какого бога (или
божка?) оно пишется? Братцы! да зачем же мы читателей-то наших
обманываем?! Они-то в чем перед нами провинились?
Приступ депрессии, небывалый за последних полтора года, оглушил его.
Как сквозь грохот Ниагары донесся до него голос редактора: "Алексей
Алексеевич - к четырем часам - попрошу ко мне в кабинет - административная