"Константин Ситников. Санитар морга" - читать интересную книгу автора

разработанные в мягкой туфовой породе. Состоят они из множества узких
проходов с высокими сводами и неровными стенами, испещренными тысячами
ниш, в которых покоятся забальзамированные мощи почивших братьев,
ожидающих воскресения. Эти галереи простираются на тысячи стадий и до сих
пор служили нам надежным прибежищем и местом для молитвы. В самой глубине
подземных переходов в сплошной скале высечено небольшое помещение шагов
двадцать на пятнадцать, в котором и собирались мы, как в храме. Возле
дальней его стены помещался небольшой каменный алтарь. В углах чадили
смоляные факелы.
Увидев, что мы заживо погребены в каменном склепе, даже самые смелые
и самоотверженные из братьев побледнели, как полотно, но был среди нас
один, который сперва уставился на свежую кладку так, словно глазам своим
не верил, а когда очевидность происшедшего дошла до его сознания, принялся
рвать на себе волосы и кататься по полу, воя, как раненный шакал. Сначала
мы думали, что это обычное проявление малодушия, и постарались как могли
утешить своего брата. Однако в ответ на наши ласковые слова он вдруг
перестал плакать, и тут же, наподобие икоты, им овладело нервное,
безудержное хихикание, которое перемежалось с самыми гнусными признаниями,
какие мне только доводилось слышать. Тот, кого мы почитали нашим братом в
Духе, был не более как слуга Сатаны и императора. Это он выдал Нерону наше
местонахождение и время, когда мы собирались на молитву. Нерон пожертвовал
им с той обыкновенной для него легкостью, с какой он привык пренебрегать
даже лучшими своими друзьями и вчерашними пособниками. Сначала, когда
открылось, кто нас продал, мы хотели учинить немедленную расправу над этим
Иудой, однако затем сочли, что быстрая смерть была бы для него лишь
избавлением от мук, и потому единодушно было решено даровать ему жизнь и,
таким образом, подвергнуть его той же пытке, какая была уготована нам
самим. Да, он должен был испить чашу страданий вместе с нами!
К чести наших братьев, все они мужественно взглянули в глаза
неминуемой смерти. Первые дни нашего невольного затворничества прошли в
молитвах и, как ты догадываешься, строгом посте. И хоть бы один вздох
слабости, хоть бы одна жалоба или упрек нарушили наше суровое молчание! И
только предатель бесновался перед нами и обвинял нас и нашего Господа в
той страшной судьбе, которую он сам на себя навлек. Но мы были настолько
благоразумны, что и не пытались остановить его в его безрассудстве. В
конце концов он был такой же ничтожный червяк, как и все мы, - червяк,
способный возбудить к себе лишь жалостливое презрение, но не ненависть.
Однако наступил тот день, когда муки голода стали невыносимыми. И в
среде наших братьев уже начали раздаваться голоса (ибо многие не могли
противостоять искушению) о том, что следует бросить жребий, как это было
сделано, когда выбирали двенадцатого наместо Иуды, и что должен умереть
один, чтобы другие могли протянуть еще некоторое время. Несчастные,
рассудок совсем отказал им! Но они и слышать ничего не хотели, и разве мог
я один (не считая бывшего среди нас грека, который взял мою сторону)
противостоять обезумевшей от голода и отчаяния толпе? Они, как язычники,
требовали человеческой жертвы - мог ли я потерпеть такое кощунство? И я
выступил на середину круга и мановением руки остановил этих заблудших
детей, которые уже собрались метать жребий, и сказал:
"Стойте, вероотступники! Разве забыли вы заповеди Господа нашего,
или, может быть, вы думаете, что вольны сами устанавливать и отменять