"Сергей Синякин. Детский портрет на фоне счастливых и грустных времен" - читать интересную книгу автора

Что нам остается от прошлого, кроме памяти? Шрамы от падений и
операций?
Книги с пожелтевшими страницами на прогнувшихся стеллажах?
Медленно стареющие друзья? Пожелтевшие письма?
Роешься иной раз в вещах и вдруг находишь фантик уже не выпускающихся
конфет, пятикопеечный билет в кино или надпись на подаренной другом книге, и
душу твою охватывает неожиданно щемящая печаль.
Говорят, детские впечатления самые яркие в жизни. Из них складывается
отношение к окружающему тебя миру. А все серые будни, что следуют за
рождением, лишь портят первое впечатление, превращая нас в недовольных всем
ворчунов.
Impression...

Праздники проходят.
Когда мне было шесть лет, мои папа и мама были молодыми и красивыми. Я
смотрю на их фотографию, и меня не покидает мысль, что время беззастенчиво и
нагло нас обворовывает. Оно действует как заправский разбойник, отбирая у
нас родных, лишая жизни нас самих, и не оставляет шансов Нашим детям.
Равняются гранитные холмы Катком столетий.
И сметен мир. И смертны будем мы. И наши дети...
Вот и я уже прожил полвека, умер отец, еще больше постарела мать, да и
моя голова стала похожа на вершину африканской горы Килиманджаро. Моя
смешливая сестра, из-за которой когда-то дрались мальчишки, стала директором
учебного комбината целого городского района, превратилась в педагогического
генерала, воображающего, что он знает жизнь лучше всех остальных.
Интересно, что родилось раньше - желание учиться или стремление
поучать?
Раньше мне казалось, что жизнь - игра. И не более того.
Когда еще была жива прабабушка Дуня, мы часто играли с ней. Я складывал
из табуретов и стульев самолет, и мы улетали далеко-далеко. И горючее у нас
никогда не кончалось. Мы летели над Северным полюсом, над Индией, над
океанами, за иллюминаторами серебрились горные вершины, и в кабину
заглядывала пустота звездного неба. Бабе Дуне нравилась эта игра - в
старости люди любят возвращаться в детство. Наверное, они начинают понимать,
что потеряли.
С пятнадцати до пятидесяти я воспринимал жизнь всерьез. Теперь мне
кажется, что я ошибался. Жизнь действительно игра, все те же самые
казаки-разбойники, и в этой игре я в свое время доигрался до подполковника.
Отец был этим обстоятельством горд. В свое время он дослужился до
капитана. Вместе с тем он хорошо видел время, поэтому последние годы жизни
не раз повторял, что хотел бы увидеть меня ушедшим на пенсию. В старости он
был красив той красотой, которая редко дается мужчинам. Обычно, старея, мы
начинаем походить на облезлых и растолстевших от бананов обезьян.
Но тогда он служил в армии. На нем была синяя форма и фуражечка, из-под
которой выглядывал задорный казачий чубчик. Мне нравилась форма и еще больше
его тяжелый вороненый пистолет, от которого пахло армией.
От того времени осталась моя фотография, где я важно сижу в отцовской
фуражке и с тяжелым пистолетом в руках. Наверное, это и предопределило мою
судьбу - всю сознательную жизнь форменная фуражка серого цвета с таким же