"Сергей Синякин. Детский портрет на фоне счастливых и грустных времен" - читать интересную книгу автора

почтенного семейства, садился за стол, брал в руки и внимательно оглядывал
расписную деревянную ложку и принимался хлебать борщ. Вслед за ним
приступали к трапезе все остальные. Торопыга мог получить этой ложкой по
лбу. Со мной так однажды и произошло. Но лоб у меня был крепкий, а ложке,
видимо, уже пришло время - черенок треснул, и деду пришлось есть ложкой из
нержавейки.
Помню, иногда из Михайловки приезжала моя тетка Антонина Васильевна,
которая была почему-то записана на бабкину девичью фамилию и таким образом
была Ивиной. Она была невысокой и грудастой, так называемой казачьей
красоты, какой ее в то время изображали романисты, пишущие о казаках.
В то время я жаждал славы, поэтому нередко, подрисовав себе чернильным
карандашом усы, выступал с сольными номерами, распевая перед родственниками
популярные тогда песни типа "Мишка, Мишка, где твоя улыбка?" или "Прощай,
Антонина Петровна, неспетая песня моя!". Последняя песня, исполняемая мною,
в нашем доме пользовалась бешеным успехом. Подозреваю, что любой другой
исполнитель, даже Бернес и Утесов, такого успеха в нашей семье не имели бы.
Дед как раз затеивался строить новый дом, и в его доме часто ночевали
снабженцы из разных колхозов. Благодаря знакомствам такого рода дед
зарабатывал стройматериалы, необходимые для строительства дома.
Мы отдыхали в Панфилове, общаясь с родственниками и знакомыми, изредка
отец брал меня на рыбалку, но чаще мы отправлялись пешком на Американский
пруд. Рядом с Панфиловом находился поселок Красная Заря, который еще
почему-то называли "Америка". Прямо в него упиралась улица Партизанская,
которой заканчивалась деревня. Воистину все смешалось в доме Облонских. По
аналогии и пруд, расположенный там же, назывался Американским. Вообще-то это
была цепочка из трех прудов, разделенных плотинами. На берегу первого
находилась звероферма, на которой выращивали песцов и чернобурок. Во втором
пруду купались. На третий пруд водили на водопой скот. Пруд, в котором все
купались, еще в то время зарос камышом. Если заплыть в глубину камышей,
можно было заметить, как темнеет вода. Казалось, что в глубинах пруда живет
доисторическое чудовище. На плотине росли могучие ветлы, к ветвям одной из
них была привязана веревка, которая могла унести раскачавшегося хорошенько
смельчака на десятиметровую высоту, откуда тот вонзался в воду, разбрызгивая
фонтаны брызг. На мелководье этого пруда бродили с бреднем. В бредень
попадались красные как медь караси и черные от ила огромные раки,
достигающие тридцати, а то и сорока сантиметров от хвоста до кончиков
клешней. Раки возились в постепенно закипающей воде, краснели от тревоги и
страха, впитывая в нежное свое мясо аромат укропа.
Варили их сразу много. Не помню, пили ли взрослые под раков
"жигулевское" пиво, но нам, малышне, восторгов хватало и без этого.
В эти посещения станции Панфилово я обзаводился друзьями.
Нередко над Панфиловом проливались дожди, превращая поверхность
грунтовых грейдеров в сплошное глиняное месиво. Машины по нему пройти не
могли, проходили только тракторы ДТ-54 и "Беларусь", причем последние
выбивали в жидкой глине глубокие колеи. Колеи эти заполнялись водой, которая
от воздействия южного солнца становилась совсем горячей. Мы с новыми моими
друзьями выбирали колею попросторнее и залегали в воду, принимая, таким
образом, грязевые ванны. Рядом в соседней луже не менее степенно возлежали
свиньи. У нас с ними был нейтралитет, благо луж для общего пользования
вокруг хватало. Иногда в эти же лужи с нами залезали и соседские девчонки.