"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

его ветхим, сплошь заплатанным одеялом.

III

В чайную теперь набилось много посетителей. Старый Хуа суетился, обходя
гостей с большим медным чайником и разливая чай. Под глазами у него легли
черные круги,
- Захворал, неможется тебе? - спросил его посетитель с седой бородой.
- Да нет, ничего.
- Ничего? А ты и вправду не похож на больного, улыбаешься... -
постарался замять неловкость посетитель.
- Дел у него невпроворот. Вот если бы его сын...
Не успел Горбун договорить, как в чайную влетел человек с грубым,
мясистым лицом. Черная холщовая рубаха на нем была расстегнута, а концы
небрежно повязанного широкого черного пояса свободно болтались. Едва
переступив порог, он закричал:
- Ну, как? Принял снадобье? Выздоровел? Счастливая у тебя судьба,
старый Хуа! Удача тебе привалила! Но если бы не я первый узнавал новости...
Старый Хуа слушал с довольной улыбкой, почтительно вытянув руки. С
таким же почтением прислушивались к разговору и посетители.
Старуха Хуа тоже с синевой под глазами, улыбаясь, подала человеку в
черном чашку с сухим чаем и положила в нее маслину, а старый Хуа налил ему
кипятку.
- Ручаюсь, что выздоровеет. Снадобье на этот раз особой силы. Подумай
только, кровь я взял еще тепленькую, да и принял он ее еще теплой, -
продолжал кричать посетитель в черном.
- Верно, верно! Спасибо дядюшке Кану за заботу. Что бы мы без него
делали... - растроганно приговаривала старуха.
- Ручаюсь, ручаюсь! Съесть еще тепленькой... Да от такой пампушки с
человеческой кровью любая чахотка пройдет!
При слове "чахотка" старуха сразу изменилась в лице. Она натянуто
улыбнулась и, расстроенная, поспешно ушла. Но дядя Кан ничего не заметил и
продолжал орать во все горло. От его крика проснулся спавший в другой
комнате молодой Хуа, и у него снова начался приступ кашля.
- Счастливая у твоего сына судьба. Уж теперь наверняка выздоровеет. Не
удивительно, что старый Хуа целый день так и сияет улыбкой, - сказал
седобородый, а сам подошел к дяде Капу и тихо спросил: - Говорят, что
преступник, казненный сегодня, из рода Ся. Чей же он сын, дядя Кан? В чем
там дело?
- Чей сын? Четвертой госпожи Ся. Ну и паршивец... - Заметив, что все
внимательно его слушают, дядя Кан обрадовался. Его грубое мясистое лицо
расплылось в улыбке, а голос загремел еще громче: - Этот негодяй просто не
хотел жить, не хотел, вот и все. А мне на сей раз ничего не досталось. Даже
одежду, которую я с него сорвал, и ту забрал тюремный надзиратель,
Красноглазый А-и. Зато уж кому повезло, так это старому Хуа и Ся Третьему.
Хуа получил снадобье, а Ся Третий - награду - двадцать пять лянов серебром
чистыми! И ни с кем даже грошом не поделился.
В это время, держась обеими руками за грудь и захлебываясь от кашля, из
своей комнаты медленно вышел Хуа-младший. Подойдя к очагу, он наполнил чашку
холодным рисом, залил его кипятком, сел и принялся есть.