"Лу Синь. Подлинная история А-кью (Клич - 11) " - читать интересную книгу автора

самой близкой соседкой Чжао, она все видела и все слышала лучше других.
Господин цзюйжэнь и почтенный Чжао прежде терпеть не могли друг друга и
теперь не сочувствовали друг другу в беде.
Однако слухи разрастались. Поговаривали, что хотя господин цзюйжэнь сам
и не приезжал, но будто прислал длинное письмо, в котором предлагал
покончить с раздорами и перейти к дружбе; а почтенный Чжао, рассудив, решил
будто, что в этом нет ничего дурного. Говорили, что он оставил у себя
сундуки и спрятал их под кровать своей супруги. О революционерах же
некоторые сообщали, будто они в ту ночь захватили город, и в знак траура по
императору Чун-чжэну надели белые панцири и белые шлемы.*
______________
* В Китае белый цвет - цвет траура: Чун-чжэн - девиз, под которым в
1628-1644 гг. правил Сыцзун, последний император династии Мин, свергнутой
маньчжурами. В период господства маньчжурской династии Цин крестьянские
восстания нередко проходили под лозунгом: "Долой Цин, восстановим Мин";
часть крестьян воспринимала революцию 1911 г. как месть маньчжурам за
свергнутого ими императора Чун-чягана.

До слуха А-кью еще раньше дошло слово "революционеры", а в этом году он
собственными глазами видел, как их казнили. Правда, у него откуда-то взялось
представление о том, что революционеры - то же самое, что мятежники, а
мятежники были ему не по нутру, и поэтому он "глубоко их ненавидел и
презирал". Но когда этих революционеров так неожиданно испугался известный
во всей округе господин цзюйжэнь, к ним неизбежно потянулась душа А-кью. Еще
больше радости ему доставила паника, охватившая всех мужчин и женщин
Вэйчжуана.
"Революция - тоже неплохо... - думал он. - Лишить бы жизни всех этих
проклятых... мать их!.. Я и сам не прочь переметнуться к революционерам!"
В последнее время А-кью здорово поиздержался, и в нем бродило
недовольство. Выпив в полдень две чарки вина на пустой желудок, он сразу
захмелел. Он шел, ощущая удивительную легкость во всем теле, и о чем-то
думал. Вдруг он вообразил себя революционером, а всех жителей Вэйчжуана -
своими пленниками и, не сдержав радости, закричал:
- Мятеж! Мятеж!
Вэйчжуанцы в страхе смотрели на него. Таких жалких глаз А-кью еще не
видел, и ему стало так приятно, словно он в жару выпил ледяной воды. Еще
больше воодушевившись, он шагал по улице и орал:
- Хорошо!.. Что захочу, то и будет! Какая мне понравится - та и будет!
Тра-та-та! Не стану каяться!.. Напившись, казнил по ошибке младшего брата
Чжэна... Вот досада! Тра-та-та!.. "В руке держу стальную плеть, хочу тебя
сразить!.."
Двое мужчин из семьи Чжао с двумя своими близкими родственниками у
ворот своего дома тоже рассуждали о революции.
Не заметив их, А-кью прошел мимо, задрав голову и горланя:
- Тра-та-та...
- Почтенный А-кью, - тихонько окликнул его, с опаской подходя,
почтенный Чжао.
- Тра-та... - А-кью и подумать не мог, что это его назвали "почтенным",
и, решив, что он ослышался, прошел мимо, продолжая кричать.
- Почтенный А-кыо!