"Константин Михайлович Симонов. Третий адьютант (про войну)" - читать интересную книгу автора

пристраивал на железной печке поближе к огню свои забрызганные грязью
сапоги.
Сегодня утром был тяжело ранен командир дивизии, начальник штаба,
положив на стол подвязанную черным платком раненую руку, тихонько
барабанил по столу пальцами. То, что он мог это делать, доставляло ему
удовольствие: пальцы снова начинали его слушаться.
- Ну, хорошо, упрямый вы человек, - продолжал он прерванный разговор,
- ну, пусть Холодилина убили потому, что он боялся, но генерал-то ведь был
храбрым человеком - как по-вашему?
- Не был, а есть. И он выживет, - сказал комиссар и отвернулся,
считая, что тут не о чем больше говорить.
Но начальник штаба потянул его за рукав и сказал совсем тихо, так,
чтобы никто лишний не слышал его грустных слов:
- Ну, выживет, хорошо - едва ли, но хорошо. Но ведь Миронов не
выживет, и Заводчиков не выживет, и Гавриленко не выживет. Они умерли, а
ведь они были храбрые люди. Как же с вашей теорией?
- У меня нет теории, - резко сказал комиссар. - Я просто знаю, что в
одинаковых обстоятельствах храбрые реже гибнут, чем трусы. А если у вас не
сходят с языка имена тех, кто был храбр и все-таки умер, то это потому,
что когда умирает трус, то о нем забывают прежде, чем его зароют, а когда
умирает храбрый, то о нем помнят, говорят и пишут. Мы помним только имена
храбрых. Вот и все. А если вы все-таки называете это моей теорией, воля
ваша. Теория, которая помогает людям не бояться, - хорошая теория.
В землянку вошел адъютант. Его лицо за этот месяц потемнело, а глаза
стали усталыми. Но в остальном он остался все тем же мальчишкой, каким в
первый день увидел его комиссар. Щелкнув каблуками, он доложил, что на
полуострове, откуда только что вернулся, все в порядке, только ранен
командир батальона капитан Поляков.
- Кто вместо него? - спросил комиссар.
- Лейтенант Васильев из пятой роты.
- А кто же в пятой роте?
- Какой-то сержант.
Комиссар на минуту задумался.
- Сильно замерзли? - спросил он адъютанта.
- По правде говоря - сильно.
- Выпейте водки.
Комиссар налил из чайника полстакана водки, и лейтенант, не снимая
шинели, только наспех распахнув ее, залпом выпил.
- А теперь поезжайте обратно, - сказал комиссар. - Я тревожусь,
понимаете? Вы должны быть там, на полуострове, моими глазами. Поезжайте.
Адъютант встал. Он застегнул крючок шинели медленным движением
человека, которому хочется еще минуту побыть в тепле. Но, застегнув,
больше не медлил. Низко согнувшись, чтобы не задеть притолоку, он исчез в
темноте. Дверь хлопнула.
- Хороший парень, - сказал комиссар, проводив его глазами. - Вот в
таких я верю, что с ними ничего не случится. Я верю в то, что они будут
целы, а они верят, что меня пуля не возьмет. А это самое главное. Верно,
полковник?
Начальник штаба медленно барабанил пальцами по столу. Храбрый от
природы человек, он не любил подводить никаких теорий ни под свою, ни под