"Жорж Сименон. Маленький человек из Архангельска " - читать интересную книгу автора

предложил Шепиловичу остановиться у него в замке. С Шепиловичами были
Наталья и Иона; малыш воспринимал мир, по которому его возили, еще очень
схематично.
Между тем Константин Мильк, попавший в плен к немцам и содержавшийся в
Аахене, был освобожден после перемирия. Пленных не обеспечивали ни
продовольствием, ни деньгами, ни транспортом, поэтому нечего было и думать
попасть в далекую Россию. Мильк вместе с другими оборванцами кое-как
добрался до Парижа, и в один прекрасный день граф де Кубер нашел его
фамилию В списке только что прибывших русских пленных. Ни о тете Зине, ни о
девочках известий не было, скорее всего, они не успели эмигрировать.
Константин Мильк носил очки с толстыми стеклами - такие же, как
впоследствии его сын, был коротконог и крепок, как сибирский медведь. Ему
быстро наскучила бездеятельная жизнь в замке, и однажды вечером он объявил,
что купил на драгоценности Натальи рыбную лавку в городе.
- Быть может, для Удовиной это не Бог весть что, но ей придется
привыкнуть, - сказал он со своей загадочной улыбкой.
С порога своего дома Иона мог видеть магазин "Прилив и отлив" с двумя
белыми мраморными прилавками и большими медными весами. Несколько лет он
прожил там на третьем этаже, в мансарде, где теперь жила дочка Шеню. До
поступления в школу он говорил только по-русски, потом почти забыл родной
язык. Россия представлялась ему страной таинственной и кровавой, где,
возможно, погибли тетя Зина и пять его сестер, включая Дусю.
Его отец, как и Удовины, над которыми он подсмеивался, был человеком
внезапных решений и никому не говорил о том, что задумал. В 1930 г., когда
четырнадцатилетний Иона уже ходил в городской лицей, Константин Мильк
объявил, что уезжает в Москву. Так как Наталья настаивала, чтобы они
отправились туда все вместе, он взглянул на сына и проговорил:
- Хочу быть уверенным, что хоть один да останется!
Никто не знал, какая судьба ждала его там. Он обещал каким-нибудь
образом дать о себе знать, но и через год вестей от него не было.
Шепиловичи обосновались в Париже и открыли книжный магазин на улице Жакоб;
Наталья письмом запросила их, не согласятся ли они в течение
некоторого времени опекать Иону: она отправляет его в парижский лицей, а
сама тоже попытается вернуться в Россию. Так он попал в лицей Кондорсе.
Потом разразилась другая война, в которой он не участвовал из-за
плохого зрения; опять смешались народы, опять началась эмиграция, опять
нахлынули волны беженцев. Иона обращался во всевозможные инстанции, как
русские, так и французские, но никаких сведений о родных так и не получил.
Мог ли он надеяться, что его восьмидесятидвухлетний отец и
семидесятишестилетняя мать еще живы? Что стало с тетей Зиной, в чьем доме
можно было заблудиться, с сестрами, лиц которых он не помнил? Знает ли
Дуся, что где-то на свете у нее есть брат?
Все стены в его лавке были заставлены старыми книгами. В каморке
стояла большая печка: зимой Иона с наслаждением натапливал ее добела;
сегодня он был готов поклясться, что запах селедки еще стоит на кухне.
Огромная крыша рынка не мешала витрине его лавки купаться в солнце;
дома вокруг были такими же низкими, как и у него, если не считать другой
стороны Буржской улицы, где возвышалась церковь Сент-Сесиль.
Он мог назвать по имени всех соседей, различал их голоса; когда его
видели на пороге дома или он входил к Ле Буку, ему бросали: