"Жорж Сименон. Суд присяжных" - читать интересную книгу автора

Констанс все глядела на него одним глазом, и это мешало
сосредоточиться. Приходилось менять выражение лица. А на третьем этаже в
доме напротив все так же торчало деревянное лицо паралитика.
- Когда я представил ее как свою сестру, то почти не соврал. Ведь мы и
в самом деле с Луизой все равно что брат и сестра.
И тут Констанс заговорила, или, вернее, из аморфной массы, состоявшей
из тела и белья, донесся разобиженный голос:
- И вы не были имеете?
- Случалось. Но только вначале, года три назад, когда я захаживал как
клиент в то самое марсельское заведение, где она жила. Потом мало-помалу
это почти сошло на нет...
- Почти?
- Слишком уж хорошо мы друг друга знали, чтобы...
И снова раздался голос, более ясный, более подозрительный:
- А здесь, у меня, вы никогда не...
- Никогда!
- А по утрам, когда я уходила за покупками?
Она зашевелилась. Из бесформенной массы показалась голова, потом
обозначилось тело, она села на кровати, с опухшим лицом, растрепанными
волосами, мокрой щекой.
- И ты мог так со мной поступить?
- Нет! Клянусь тебе, что с тех пор, как мы здесь, мы с Луизой ни разу
не переспали.
- И даже не целовались?
Она произнесла это трагическим голосом, и Малыш Луи еле удержался,
чтобы не прыснуть в кулак.
- В губы - нет!
- И вы не ласкали друг друга?
- Да я же говорю тебе - нет, глупая ты толстуха!
Ничего не поделаешь! Ему остается только это. Он наклонился, обнял ее,
прижался щекой к ее мокрой щеке и теперь, когда она смотрела на него,
говорил, говорил своим низким, слегка надтреснутым голосом, зная, как звук
его волнует женщин:
- Я, сама понимаешь, не святой, но такого никогда бы не сделал... И уж
лучше мне быть таким, как я есть, чем заниматься ремеслом того господина,
который сейчас приходил сюда. Легко судить других, когда в жизни тебе
отказу не бывало. А я... Когда я был мальчишкой, меня все называли
беженцем. "Не выбрасывай старые штаны, - говорили они. - Оставь их для
маленького беженца..." И меня одевали в обноски со всех мальчишек в
Ле-Фарле...
А моя мать делала всю черную работу у старика Дютто и так уставала,
что и на женщину стала не похожа.
- Замолчи! - прошептала Констанс.
Но он не хотел молчать. Он чувствовал, что задел ее слабую струну.
Слыша музыку Шопена и голос Нюты за стеной, он совсем расчувствовался. Он
мог бы вот так же прижаться к ней, плакать, толковать ей, что они оба всего
лишь бедные ребятишки, и, целуясь сквозь слезы, жаловаться на судьбу.
- А Дютто даже не стеснялся, - продолжал он. - Когда ему хотелось,
просто звал мою мать к себе в комнату, запирая у меня перед носом дверь. Он
такой уродливый. Это итальянец и, хотя он живет во Франции вот уже сорок