"Жорж Сименон. Малампэн" - читать интересную книгу автора

потолка, и моя сестра, когда она ночевала дома, по субботам и
воскресеньям, спала за этой перегородкой. На следующий день я услышу, как
она будет вставать в половине седьмого, в темноте, чтобы сесть в поезд,
идущий в Ла-Рошель. У нас был обычный очаг, но обед варили на
эмалированной плите. На стол не клали скатерть, как у Тессонов. Его
покрывали клетчатой клеенкой, и я вспоминаю две бутылки с красным вином,
грубые стопки.
Отец, как и работник, пользовался ножом, который вытаскивал из
кармана и клал на стол возле своей тарелки. После еды, прежде чем сложить
его, он вытирал нож куском хлеба.
Теперь меня удивляет одна подробность. Мать утром и вечером доила
коров. Но при этом я никогда не видел ее небрежно одетой, как обычно
бывают одеты женщины в деревне. В моих глазах она никогда не была похожа
на крестьянку, и я не могу теперь сказать, надевала ли она сабо, когда шла
в коровник. Если да, из-за сабо она не теряла своего аккуратного вида.
Это не воспоминание детства, более или менее неточное и неясное.
Какой она была, такой она и осталась. На улице Шампионне, где она
занимается хозяйством, мне никогда не случалось застать ее в халате, и она
не вышла бы купить котлетку на углу своей улицы, не надев шляпу и перчатки.
Есть в ней еще что-то - это, наверное, не изменилось, и я не способен
точно определить, что именно, но из-за этого мне не пришло бы в голову
задавать ей некоторые вопросы.
И это объясняет мне, почему отец молчал во время еды. Напрасно я
старался: я не могу вспомнить никакого настоящего разговора за столом.
Иногда отец задавал вопросы работнику, а мать как будто их не слышала.
Почему, уже когда я был женат, отцом семейства, я не пропустил ни
одного дня, кроме отпуска, чтобы не заехать на улицу Шампионне? А ведь эти
визиты не доставляют мне никакого удовольствия; и я уверен, что моя мать
тоже не очень им рада. И все-таки ни я, ни она ни за что бы от них не
отказались.
Мой отец так же неловко чувствовал себя за семейным столом, как я в
квартире на Монмартре.
А в то воскресенье он чувствовал себя более чем неловко. Он был
несчастен, унижен. Он стеснялся своего большого тела, своих тяжелых плеч и
даже своей физической силы, огромной, как у животного.
Может быть, он стеснялся того, что он всего лишь Малампэн и что отец
его, вечно пьяный, был садовником в одном имении в Сент-Эрмин и имел право
приходить к нам только натощак. Однажды утром я видел, как моя мать
заставляла старика дыхнуть, чтобы она могла проверить, не выпил ли он!
Жена только что вернулась. Она молча разделась. Смерила Било
температуру, и мне это почему-то стало неприятно.
- Вакцина подействовала? - спросил я.
- Да! Морен видел Жана и сказал, что опасности нет.
Мы оба немного смущены, сами точно не зная почему. Между нами никогда
не было споров. Не прав был я Мне следовало выйти, чтобы проветриться, или
просто поднять шторы и вдохнуть воздуха. На улице, наверное, солнце.
Ведь сейчас июнь.
- Ты впрыснул сыворотку?
- Нет еще.
Я лучше нее знаю, когда надо впрыскивать. Это мой сын. Все утро он