"Жорж Сименон. Малампэн" - читать интересную книгу автора

- Если вы приезжаете к людям только затем, чтобы вытянуть из них
денег, вы могли бы хоть не плевать в тарелки... Раз пирог вам не нравится,
оставьте его!..
Деньги... Какие деньги? Разве правда, что мы приезжали за деньгами?
Никогда я не ощущал такой тоски. Я не понимал. Я представлял себе
отца в кабинете наедине с дядей Тессоном... Деньги... Но почему нам нужны
были деньги? Разве у нас не было самой богатой фермы и самой лучшей
коляски в Арси?
Моя мать сидела неподвижно. Я не смел посмотреть ей в лицо, но,
уставившись в скатерть, я видел, как она вытащила из сумки свой надушенный
воскресный платок и вытирала им глаза.
Тетя Элиза ела так, как будто она одна ела за всех, с размаху
наливала себе кофе, попадая на блюдце.
- Это все-таки уж слишком... - с полным ртом ворчала она себе под
нос. Потом бросила мстительный взгляд на дверь, казалось говоря:
"Подождите, вот узнаем, что делается с той стороны! "Одно неоспоримо: то,
что моя мать Не уехала, что она осталась на своем месте, молчала, потом
взяла кусок пирога со своей тарелки и неохотно принялась за него.
- Есть люди, которые посылают свою дочь в монастырь и которые...
Это были словно последние волны бури, куски фраз все более неясных,
которые тетя Элиза произносила, не вдумываясь в них.
- Высморкай нос! - приказала мать Гильому.
Это был сигнал к перемирию. Начали мешать кофе в чашках. Ели молча,
наблюдая друг за другом. Моя сестра своими белыми и тонкими пальцами
держала чашку и пирог так деликатно, как будто это были драгоценности.
В конце коридора отворилась и закрылась дверь. Потом послышались
характерные шаги дяди, донеслись слоги разговора. В свою очередь,
открылась дверь столовой. Двое мужчин молча сели на свои места, и обе
женщины несколько секунд не смели расспрашивать их взглядами.
Не знаю, ни когда, ни как мы уехали. Лампы были зажжены, шторы
опущены. Дым сигар образовал голубое облако немного ниже люстры, и когда
отец вставал, голова его оказывалась выше этого облака.
Вероятно, со стола убрала служанка. Я этого не помню. Щеки у меня
горели. Брат снова переворачивал страницы книги с картинками, которые он
уже знал наизусть. Что они могли сказать друг другу? Мы попрощались в то
время, как на улице уже было темно. Когда завернули за угол и кобыла
побежала рысью, отец, конечно, начал что-то говорить, но мать прошептала:
- Не сейчас...
Из-за нас! Приехав домой, мы все переоделись, и моя мать, в нижней
юбке, иногда подходила посмотреть за супом. Эжен, наш работник, вышел из
коровника, когда мы садились за стол, и, как обычно, вытащил из кармана
свой нож. Это был нож с роговой ручкой и с очень тонким лезвием, потому
что Эжен почти каждый день забавлялся тем, что точил его на точильном
круге.
Между тем мой отец и мать обменялись в спальне несколькими словами.
Оба успокоились. Приняли равнодушный вид. Во время обеда сестру
расспрашивали о монастыре и об одной ее подруге из Сен-Жан-д'Анжели,
которая была в том же пансионе.
Мой брат и я спали в одной комнате, смежной с кухней. У брата еще
была кровать с решетками. Комнату разделяла перегородка, не доходившая до