"Жорж Сименон. Сын" - читать интересную книгу автораотец перестал ходить на службу и уже никогда не переступал порога "Кафе с
колоннами". По утрам он отправлялся на рынок, после обеда совершал небольшую прогулку, вот и все. Когда мать умерла, ему и в голову не пришло вернуться к прежним привычкам. Никто больше не видел его играющим в бридж. Он машинально продолжал жить по тому расписанию, которому следовал последние месяцы жизни с женой. Он не болел. Никогда ничем не болел. У него не было никаких старческих недугов. Он держался так же прямо, как в те времена, когда мне было десять лет, и так же тщательно следил за собой. Когда я спросил у местного врача о причине его смерти - он умер один, ночью; его нашли лежащим на коврике: очевидно, отец соскользнул с кровати, - тот некоторое время задумчиво смотрел на меня, затем пожал плечами. И я понял. Он остался один. Ему просто не для чего стало жить, вот он и позволил себе умереть. Г-жа Перрен, которая до последнего дня обслуживала его, выразила это так: - Горе его сглодало. И, однако, до самого конца он оставался прежним - у него было все то же невозмутимое лицо, которое я помнил с 1928 года, да, пожалуй, и раньше, разве что после 1928 года в нем появилось еще и выражение отчужденности. Изменился ли он после смерти матери? Не стал ли мягче, отзывчивее? Пожалуй, стал, если вспомнить о котенке, которого он однажды утром подобрал в саду и даже ходил купить игрушечный рожок, чтобы его выкормить. И еще: иной раз я заставал отца сидящим около дома и греющимся на солнышке. Но все это не объясняет, почему я выдержал бой с Пьером Ваше (твоя церковные похороны. Пожалуй, все дело в герани. Ты помнишь, конечно, эту герань, мы иногда за столом вспоминаем о ней. На нашей улице, этой мрачной улице Мак-Магон, с серыми каменными зданиями, в мансарде дома напротив живет старушка. Мы ровно ничего о ней не знаем, так же как и о более близких наших соседях. От нашей горничной Эмили нам известно лишь, что старушку зовут м-ль Огюстина. Неважно, кто она такая, откуда и почему очутилась под самой крышей этого огромного дома, в котором живут крупные буржуа. Иногда зимой, когда мы сидим за столом, кто-нибудь вдруг замечает: - Смотрите-ка, мадмуазель Огюстина выставила свою герань. Ее прямоугольное окошко под самой шиферной крышей - единственное окно на нашей улице, где стоит цветок. Летом горшок с геранью все время на окне, но с первыми же холодами его на ночь убирают в комнату, а потом он появляется только в те часы, когда светит солнце. Так вот, эта герань стала для меня в конце концов не просто комнатным растением - при виде ее я невольно вспоминаю о котенке моего отца. Каждому необходимо за что-то цепляться. Мать последние годы цеплялась за религию. Полуосвещенная церковь во время ее похорон, блеск скамей и кафедры, горящие свечи, запах ладана, маленькие певчие в белом, наконец, слова заупокойной молитвы, звучавшие высоко под сводами, произвели на меня впечатление... Мне совестно признаться тебе, но грубая наивность раскрашенных гипсовых статуй почему-то подействовала на меня успокаивающе. |
|
|