"Жорж Сименон. Черный шар" - читать интересную книгу автора

муниципалитету - Хиггинс обгонял их по пути.
Держа в руках портфель, набитый бумагами, ни на кого не глядя, прошел
он к своему месту на эстраде, за столом комитета. Уселся, кивнул коллегам.
Со стороны никто не подумал бы, что он волнуется больше обычного. Ожидая,
когда стукнет председательский молоток и начнется заседание, Хиггинс с видом
человека, давным-давно привыкшего к подобным вещам, обвел взглядом ряды.
Комитет покончил с подготовительной работой, и сегодня всех, кто был
заинтересован в строительстве новой школы, пригласили выслушать доклады и
принять решение.
Заседание вел мировой судья Триффит, компаньон Олсена. На вывеске
адвокатской фирмы Олсена - три фамилии: "Олсен, Гриффит и Уэйн". Уэйн живет
на Мейпл-стрит через два дома от Хиггинсов, у него недавно родился первенец.
Уэйн вошел в фирму Олсена несколько месяцев назад вместо другого молодого
адвоката - Ирвина Уэбба, который уехал попытать счастья в Калифорнии.
Злые языки утверждают, что Олсену вот уже два десятка лет не по плечу
мало-мальски серьезная работа и, хотя большая часть прибылей по-прежнему
идет ему, фирма держится только благодаря его компаньонам. Сейчас Олсен с
багровым, как всегда, лицом восседает в первом ряду в окружении нескольких
видных людей: там и конгрессмен Герберт Джексон, и начальник губернаторской
канцелярии, специально прибывший из Хартфорда.
Оскар Блейр нечасто показывается на собраниях - разве что на заседаниях
благотворительных обществ, но в зале, разумеется, присутствует Норман
Келлог, директор его фабрики, вездесущее око и рупор своего хозяина.
Это белобрысый, элегантный, самоуверенный мужчина.
Хиггинс не жалует Келлога и не ждет ничего хорошего от его иронической
ухмылки.
Хиггинс явился сюда без каких-либо затаенных намерений. Провожая мужа,
Нора смотрела на него с тревогой, и он ответил ей улыбкой, означавшей: "Не
беспокойся, я не наделаю глупостей".
За эти три дня он уже притерпелся к той пустоте, в которой протекала
отныне его жизнь. Странное это было ощущение, но Хиггинс находил в нем даже
известное удовольствие. Он не принадлежит больше к обществу - он одинок. Так
вышло не по его вине: он просто вынужден подчиниться приговору. Даже к
домашним он теперь равнодушен, и ему кажется, что они стали другими - словно
он смотрит на них со стороны.
Хиггинс обнаружил, например, что старший его сын Дейв - отнюдь не тот
простоватый добряк, которым раньше представлялся отцу. Дейв тоже наблюдает
за ним и, кстати, за Флоренс. Причем отпускает старшей сестре колкости, на
первый взгляд довольно-таки безобидные, но не лишенные проницательности.
Как будто до сих пор Хиггинс жил в тумане, искажавшем очертания
предметов и менявшем их цвета. Теперь туман рассеялся, и на смену ему пришло
не солнце, а резкий предвечерний свет, с особенной четкостью обрисовывающий
каждую деталь.
Хиггинсу приходилось принимать участие в доброй сотне сборищ вроде
нынешнего - политических, благотворительных и так далее. Но ему впервые
пришло в голову, что в зале существует своя география, довольно точно
воспроизводящая географию городка.
Никогда раньше он не задавался вопросом, почему одни рассаживаются в
первых рядах, в то время как другие жмутся по углам. Но ведь это так же
полно значения, как и размещение жителей Уильямсона по определенным