"Жорж Сименон. Дождь идет" - читать интересную книгу автора

вроде тоже как бы иезуит. Дважды или трижды в неделю он прогуливался
или, вернее, делал обход, медленно шагая и на каждом шагу откидывая
назад корпус. Он ни с кем не раскланивался. Подойдет к витрине и подолгу
стоит смотрит, что было уже совсем смехотворно: мужчины ведь не
интересуются коленкором, готовым дамским платьем и галантереей.
Стоило матушке почувствовать, что он там, стоило сквозь витрину
различить его силуэт, как у нее начинали трястись руки. Она совершенно
терялась. Не знала, что отвечать покупательницам, и, уверен, иной раз,
отмеряя ситец, сбивалась со счета.
Что он рассматривал? Во всяком случае, не матушку, потому что затем
он точно так же останавливался перед мучным лабазом, где вообще не было
женщины-продавщицы. Приходил ли он удостовериться, что мы не попортили
его дом или что торговля идет достаточно бойко и мы сможем уплатить
арендную плату?
- Как это так, чтоб не добиться купчей недействительной!- опять
взялась за свое тетя Валери.- Прежде всего они не выполнили своих
обязательств, раз не стали жить со мной в доме, как договорились...
- Они письменно обязались? - осведомился отец.
Мне стало за него неловко. Я предпочел бы, чтобы он вообще не
интересовался всей этой историей с домом.
- Не письменно, но об этом говорилось в присутствии нотариуса,
составлявшего договор... Он тоже каналья, но на суде ему придется
повторить то, что он слышал!..
- Но вы ничего не кушаете, тетя... И вы тоже, мадемуазель Фольен.
Матушка любила, чтобы люди за столом ели. Она насильно накладывала им
еду на тарелки, подобно тому как мадемуазель Фольен накладывала мне.
- Дом и обстановку я завещаю вам... У меня имеется еще некоторая
сумма в банке, ее я отпишу вам перед смертью...
Какая же все-таки это была пятница? Нет, положительно не помню. Но не
страшно ли, что ни об утренней сцене, ни о сломанных игрушках, ни о
пощечине разговор не поднимался...
Дальнейшее почему-то смешалось. Может, меня клонило ко сну?
Мадемуазель Фольен надо было что-то дошивать в комнате, и меня не сразу
уложили в постель. Ставни в лавке закрыли. Лишь в фрамуге над дверью
виден был клочок мрака и дождевые капли
В углу лавки, возле винтовой лестницы, помещалась конторка, отец на
нее облокотился. Тетя Валери осталась на кухне. Матушка раскладывала по
полкам штуки полотна. Время от времени отец задавал вопросы:
- Мадаполам "СХ 27" еще остался?
- Оставалось самая малость. Я только что продала...
- А широкий миткаль?
- Сегодня начала последнюю штуку... Значит, был день заказов.
- Представитель "Детриве и сыновья" не заезжал? Были жалобы на его
перкаль в цветочек - краска никудышная...
Тетя, раскачавшись, стронулась с места и башней воздвиглась между
прилавками, не зная, с кем бы заговорить: матушка торопливо сворачивала
штуки, отец писал, а мадемуазель Фольен сотрясала потолок швейной
машинкой.
Меня же целиком поглощало слово "дом"; в этом коротеньком словечке
мне слышалось в тот вечер что-то нехорошее и даже немного постыдное. Я