"Клиффорд Саймак. Деревенский дурачок" - читать интересную книгу автора

моих врагов, всех, кто хоть раз посмеялся надо мной, навредил мне или плохо
говорил обо мне.
Список получился довольно длинный. Он включал почти всех в деревне.
Я подумал и решил, что, может быть, не стоит убивать всех. Я бы,
конечно, сделал это запросто. Но, думая об Алфе и банкире Пэттоне, я понял,
что от гибели людей, которых ненавидишь, радости мало. И еще мне было ясно
как день, что, поубивав всех, можно остаться совсем одному.
Я перечитал список. Два имени у меня вызвали сомнение, и я вычеркнул
их, потом еще и еще... Просмотрев список еще раз, я все-таки подумал, что
все оставшиеся в нем люди плохие. Я решил, что если не уничтожу их, то
что-нибудь сделаю с ними, потому что нельзя позволить им оставаться плохими.
Долго я думал о дурном и хорошем, вспоминал, что слышал об этом от
проповедника Мартина. А он большой мастак на всякие такие разговоры. И я
решил в конце концов, что с ненавистью к врагам мне надо кончать. Лучше
платить добром на зло.


* * *

Утром я так торопился, что буквально проглотил завтрак. Мама спросила,
куда я собираюсь, и я ответил, что хочу прогуляться.
Сперва я пошел к дому приходского священника и уселся за церковной
оградой. Вскоре из дому вышел проповедник Мартин. Он стал прохаживаться взад
и вперед по своему, как он говорил, саду и делал вид, будто погружен в
благочестивые размышления. Правду сказать, мне всегда казалось, что он
делает это для того, чтобы произвести впечатление на наших старушек.
Очень легко я соединился с его разумом, и так тесно, что мне
показалось, будто не он, а я сам прохаживаюсь по саду. И, скажу я вам,
странное это было ощущение: я ведь превосходно знал, что сижу за оградой.
Благочестивых размышлений у проповедника Мартина в голове и в помине не
было. Он, оказывается, обдумывал доводы, которые собирался привести на
приходском совете, чтобы ему повысили жалованье. Он мысленно осыпал
проклятиями некоторых членов совета за их скупость, и я согласился с ним,
потому что они и в самом деле скряги.
Я заставил его подумать о том, что прихожане верят ему и видят в нем
своего духовного наставника. Я заставил его вспомнить о том, как в молодые
годы, только что окончив семинарию, он считал, что жизнь - сплошное
подвижничество. Я внушил ему мысль, что он предал все то, во что верил
тогда, и довел его до такой степени самоуничижения, что он чуть не
разрыдался. Тогда я заставил его прийти к выводу, что спастись может лишь
покаявшись и начав другую, праведную, жизнь.
Решив, что я неплохо поработал над проповедником, я пошел дальше. Но я
знал, что время от времени мне придется еще проверять проповедника Мартина.
Я зашел в лавку, сел и понаблюдал, как Берт Джонс подметает пол. Пока
мы с ним разговаривали, я пробрался к нему в разум и напомнил ему, что он
сплошь и рядом платит фермерам за яйца меньше положенного. Заставил я его
вспомнить и о привычке приписывать лишнее в счетах, которые он посылает
покупателям, берущим в кредит, и о жульничестве с подоходным налогом. При
мысли о подоходном налоге он перепугался, а я продолжал обработку, пока не
почувствовал, что он почти решил возместить убытки всем, кого обманывал. На