"Клиффорд Саймак. Вы сотворили нас" - читать интересную книгу автора

зашифрованные нотными знаками страницы содержали не единственное
доказательство его гипотезы, а ее сжатое изложение, сумму аргументов и
выводов. Разумеется, он мог ошибаться, и, похоже, так оно и было, однако
основывался он на очевидности и логике, а потому окончательно отбросить
его идею было нельзя.
Он собирался поговорить со мной, может быть - проверить на мне свою
теорию. Но из-за прихода Филипа вынужден был отказаться от своего
намерения. А потом было уже слишком поздно, ибо день или два спустя он
погиб в автомобильной катастрофе, виновник которой так и не был найден.
Эта мысль заставила меня похолодеть от страха, подобного которому я
никогда не испытывал прежде, - страха, выползавшего из какого-то иного
мира, из того уголка сознания, где хранился унаследованный от множества
поколений ужас - леденящий, ввергающий в окостенение, выворачивающий
наизнанку ужас человека, скорчившегося в пещере и прислушивающегося к
мерзким звукам, которые производят призраки, бродящие где-то во тьме.
"Возможно ли это, - задался я вопросом, - может ли быть, что
созданная человеческим воображением потусторонняя сила достигла той точки
развития, такой эффективности, что способна принять любую форму,
необходимую для достижения своих целей? Может ли она обернуться машиной,
сокрушившей встречный автомобиль, а потом вернуться обратно в этот другой
мир - или измерение, или невидимость, - откуда явилась к нам?
Неужели мой старый друг погиб из-за того, что постиг тайну этого
иного мира, мира овеществленной мысли?
Неужто и гремучие змеи, удивился я. Нет, гремучие змеи - нет, уж в
их-то реальности я не сомневался. Зато трицератопс, дом с окружавшими его
постройками, машина возле поленницы, задней осью опертая на козлы,
наконец, Снаффи Смит и его жена - может быть, они не были реальностью?
Может, это и есть ответ, которого я доискивался? Неужели же все это было
лишь маскарадом мысленной силы, и это она настолько одурачила меня, что
заставила признать невероятное, понимая при этом его невозможность; неужто
это она вместо дивана в гостиной уложила меня на каменный пол кишащей
змеями пещеры?
А если так - то почему? Из-за того, что эта гипотетическая мысленная
сила знала о манильском конверте, надписанном рукой Филипа и ожидавшем
моего появления в магазине Джорджа Дункана?
Это безумие, твердил я себе. Но таким же безумием были и пропущенный
поворот, и трицератопс, и дом, возникший там, где никакого дома не было,
и, наконец, гремучие змеи. Нет, не змеи - змеи были реальны. Впрочем, что
такое реальность? Как можно определить, реально что-то или нет? Если мой
старый друг - был прав в тот давний день, то существует ли вообще
что-нибудь реальное?"
Я был потрясен глубже, чем предполагал. Листки выпали у меня из рук,
но я не сделал даже попытки собрать их, а просто сидел в кресле, упершись
взглядом в противоположную стену. "Если все это так, - думал я, - значит,
старый и надежный мир выбит у нас из-под ног, а гоблины и привидения
перестали быть просто персонажами вечерних сказок, но существуют во плоти
- ну, может быть, не во плоти, но существуют; отныне они не иллюзии. Мы
называли их продуктом воображения, даже не подозревая, насколько эти слова
соответствуют истине. Опять-таки, если все это правда, значит, Природа в
процессе эволюции совершила длинный-длинный скачок вперед: от живой