"Роберт Силверберг. Пляска (Авт.сб. "На дальних мирах")" - читать интересную книгу автора

Майклсон неторопливо кивает.
- Ладно, Том. Как знаешь. Иди. Я тебя не удерживаю.


Я пляшу в прерии под золотисто-зеленым солнцем. Вокруг меня собираются
поедатели. Я раздет; моя кожа блестит от пота, сердце колотится. Я
разговариваю с ними пляской, и они понимают меня.
Понимают.
У них есть язык, состоящий из мягких звуков. У них есть бог. Они знают
любовь, благоговение и восторг. У них есть обряды. У них есть имена. У них
есть история. В этом я убежден.
Я пляшу на густой траве.
Как мне объясниться с ними? Ногами, руками, тяжелым дыханием, потом.
Они собираются вокруг меня сотнями, тысячами, и я пляшу. Останавливаться
нельзя. Они теснятся вокруг и издают свои звуки. Я - потайной ход
неизвестных сил. Видел бы меня сейчас прадед! Старик, пьющий на своем
крыльце в Вайоминге огненную воду, отравляющий свой мозг, увидь меня!
Увидь пляску Тома Две-Ленты! Я говорю с этими чужаками пляской под солнцем
совсем другого цвета. Я пляшу. Пляшу.
- Слушайте, - говорю я им. - Я ваш друг; мне, только мне одному вы
можете доверять. Доверьтесь, поговорите со мной, просветите меня. Дайте
мне сберечь ваш уклад жизни, потому что близится уничтожение.
Я пляшу, солнце поднимается, поедатели бормочут.
У них есть вождь. Я приближаюсь к нему, отступаю, снова приближаюсь,
кланяюсь, указываю на солнце, изображаю существо, живущее в этом огненном
шаре, имитирую звуки этого народа, опускаюсь на колени, встаю, пляшу. Том
Две-Ленты пляшет для вас.
Я обретаю забытое мастерство своих предков. И чувствую, как в меня
вливается сила. Я пляшу за Разветвленной рекой, как плясали мои предки во
времена бизонов.
Пляшу, и поедатели тоже начинают плясать. Медленно, робко они движутся
ко мне и раскачиваются, поднимая то одну, то другую ногу.
- Да, так, так! - кричу я. - Пляшите!
Когда солнце достигает полуденной высоты, мы пляшем вместе.
Взгляды их уже не обвиняют. Я вижу в них теплоту и родство. Я, пляшущий
с ними, - их брат, их краснокожий соплеменник. Поедатели уже не кажутся
неуклюжими. В их движениях есть какая-то тяжеловесная грация. Они пляшут.
Пляшут. Скачут вокруг меня. Ближе, ближе, ближе.
Мы пляшем в священном безумии.
Поедатели запевают невнятный гимн радости. Вытягивают руки, разжимают
коготки. Раскачиваются в унисон, левая нога вперед, правая, левая, правая.
Пляшите, братья, пляшите, пляшите, пляшите! Они жмутся ко мне. Плоть их
дрожит, издавая нежный запах. Меня мягко подталкивают туда, где трава
высока и нетронута. Продолжая плясать, мы ищем в траве оксигенаторы и
находим целые гроздья, поедатели совершают молитву и отделяют своими
неловкими руками дыхательные органы от фотосинтезирующих стеблей. Растения
испускают струи кислорода. У меня кружится голова. Я смеюсь и напеваю.
Поедатели сдирают зубами кожуру с шаров лимонного цвета и с черешков.
Протягивают сорванные шары мне. Я понимаю, что это религиозный обряд.
Прими от нас, ешь с нами, примкни к нам. Это плоть, это кровь; прими, ешь,