"Дэниел Сильва. Под конвоем лжи " - читать интересную книгу автора

едва ли не большую часть шума производили занавески, развеваемые порывами
влажного бриза, и Дороти Лаутербах, неустанно стремившаяся достичь
совершенства везде и во всем.
Тем утром - на следующий день после традиционного приема, который
устраивали Лаутербахи по случаю закрытия сезона, - занавески все еще висели
в открытых окнах совершенно неподвижно, ожидая бриза, который никак не желал
пробуждаться. Сверкало солнце, от лучей которого повисший над морем туман
отливал ярким золотом. Воздух был плотным и бодрящим.
В своей спальне на втором этаже Маргарет Лаутербах Джордан сбросила
длинную ночную рубашку и присела перед туалетным столиком. Чтобы привести в
порядок волосы, ей хватило нескольких взмахов расчески. Она была пепельной
блондинкой с выгоревшими на солнце волосами, постриженными не по моде
коротко. Зато такая прическа была удобной, и за нею легко было ухаживать.
Кроме того, Маргарет нравилось то, как эта прическа подчеркивала форму ее
лица и изящную линию длинной шеи.
Она осмотрела свое тело в зеркале. Наконец-то ей удалось избавиться от
нескольких лишних фунтов, которые она набрала, пока была беременна их первым
ребенком. Растяжки исчезли, и живот загорел ровным густо-коричневым цветом.
Тем летом было модно демонстрировать животы, и ей нравилось, что все
обитатели Северного берега недоверчиво воспринимали ее отличный вид. Лишь ее
груди изменились - стали больше, чему Маргарет очень радовалась, потому что
всю жизнь переживала из-за их размера и формы. Новые лифчики, которые носили
тем летом, были маленькими и жесткими; они специально предназначались для
того, чтобы грудь казалась больше и выше. Маргарет предпочитала их, в первую
очередь потому, что Питеру нравилось, как жена выглядит в таком лифчике.
Она надела белые слаксы из легкой хлопчатобумажной материи, блузку без
рукавов, подхваченную под грудью, и босоножки без каблуков. Потом еще раз
окинула взглядом свое отражение в зеркале. Она была красива - и сама знала
это, - но не той вызывающей красотой, которая заставляла всех мужчин на
улицах Манхэттена оборачиваться вслед проходившим женщинам. Красота
Маргарет, хотя и неброская, была неподвластна времени и идеально подходила
для того слоя общества, из которого она происходила.
"И скоро ты снова превратишься в жирную корову!" - подумала она.
Отвернувшись от зеркала, она раздернула занавески. В комнату хлынул
резкий солнечный свет. На лужайке царил хаос. Тент уже сняли, рабочие
упаковывали столы и стулья, площадку для танцев разбирали на части и
увозили. Трава, некогда зеленая и пышная, была начисто вытоптана. Распахнув
окно, она сразу же уловила тошнотворный сладковатый запах пролитого
шампанского. Во всем этом было что-то, угнетавшее ее. "Может быть, Гитлер и
собирается завоевать Польшу, но все, кому повезло присутствовать на
ежегодном августовском приеме у Браттона и Дороти Лаутербах субботним
вечером..." Маргарет вполне могла самостоятельно написать заметку в колонку
светских новостей об этом приеме.
Она включила стоявший на прикроватном столике радиоприемник и настроила
его на станцию "WNYC". Зазвучала негромкая мелодия "Я никогда уже не буду
улыбаться". Питер перевернулся на другой бок, но так и не проснулся. В ярком
солнечном свете его нежная, словно фарфоровая, кожа почти не отличалась от
белых простыней. Когда-то она считала, что инженер обязательно должен быть
коротко и неизящно подстрижен, носить очки в черной оправе с толстыми
стеклами и постоянно таскать в карманах множество карандашей. Питер вовсе не