"Мигель Сильва. И стал тот камень Христом" - читать интересную книгу автора

бы к господству мирскому были направлены его склонности. Мог он быть и
уважаемым фарисеем, который испил чашу мудрости в храме и в синагогах, и,
будучи человеком набожным по природе, потянулся бы к несчастным, жаждая их
любви. Мог он быть и ессеем, чистым и непорочным, ибо ненавидит богатство,
рабство и войну и влечется к целомудрию, труду и учению. Мог быть и упрямым
зелотом, ибо не знает страха и с охотой дал бы себя прикончить за свои
убеждения. Но нет, он и не то и не другое, дети мои, он - сам пророк Илия во
плоти, возвращения которого мы так долго ждали. Он - здесь, могущественный и
прозорливый, как Илия; упорный враг идолопоклонства и лжи, как Илия. Он -
глас, вопиющий в пустыне, предсказанный Исаией в его Книге пророчеств. По
прошествии пяти столетий молчания и мрака явился в пустыне израилевой
настоящий пророк. Он очищает от камней и крапивы путь Мессии, идущего
вослед. А заодно очищает наши души той светозарной водой, которой нас
крестит.
Фома, рыбак с рыжей квадратной бородой, снова засомневался:
- Никак он хочет отмыть наши души от грехов, окуная наши тела в гнилые
заводи Иордана, в верблюжьи лужи и в ослиную жижу?
Гамалиил, садовник, добавил в свою очередь:
- Я слышал, как на базарах левиты[5] говорили, что обряд погружения в
речную воду с просьбой простить прегрешения существовал уже в давние времена
в других верованиях, среди других народов.
Терпение старого Иакова было крепостью неприступной. Он погладил свою
белую, как хлопок, бороду, сделал два шага в сторону сомневающихся и
заметил:
- Крещение от рук пророка не упоминается ни в одной книге, разве лишь в
прорицаниях Иезекииля, где сказано, что Бог очистит людей, употребив для
того безгреховность воды. Не важно, что сегодня - это грязная вода Иордана,
а завтра - невинно-чистая вода источников, ибо не пальцы Крестителя ее
источают, дабы отмыть человечье тело, а служит она ему, дабы в своем же теле
вызрел другой человек. Иоанн берет наши раскаяния, смывает грехи наши водой
крещения и выпускает нас в иную жизнь.
Мисаила-водоноска под конец добавила:
- Сильнее его взгляда только его голос - это ураган, который срывает с
нас платья; его голос - трубный глас, который волнует наши души, но его
голос - это и свирель, которая нас утешает.
(Его голос - как рев рабов, устрашающий господ; как праведная молния,
карающая разбойников; как заря, разгоняющая лесную темень. Мисаила проползла
бы на коленях всю пустыню, если бы так было нужно, чтобы послушать его
речи.)
И тут все приумолкли, словно опомнившись, ибо солнце уже село, о чем
возвестило воркование горлицы, а на западе разлилась молочно-розовая река.
Люди вместе потянулись вниз среди пустынных земель и островерхих скал.
Старый Иаков тащился сзади, то бормоча псалмы, то сетуя на жизнь. Со дна
ущелья поднималась густая спираль дыма - там метался огонь костра. Заглушая
шум реки, возносясь над гудением толпы, гремел голос Иоанна Крестителя:
- Я - глас вопиющего в пустыне, чистый голос разума и крови; я - грохот
грома, возвещающий о сильных ливнях; я - дуновение ночи, которая взыграет
всеми огнями и красками над скалами, где кузнецы Господни куют рассвет.
Я - голос, разносимый ветром, я сам ветер, который свищет в песках,
дабы восславить приближение Царства Божьего, ибо уже видимы его неповторимые