"Александр Силецкий. Ослиный бальзам" - читать интересную книгу автора

оглашая воздух воплями: "Славься, Аррет! Ай да люди в той стране живут -
других таких не было и не будет!" - и много разных похвал раздавалось
вокруг, а арретинцы непреклонно шагали вперед, били в морду нерасторопным,
и счастливы были все.
- Вот, - произнес Старейшина, - вот то, что надо. Это я и называю правдой.
Тут все зашумели, повскакали с мест, Зуська-Музыкант забил снова в свой
барабан, шестьдесят мужчин, старых и молодых, явились в знойный полдень на
базарную площадь, и Фимка-Трепач хмельно заорал:
- Женщины и дети! Сей же час мы к славе идем! Ступайте домой - собирайте
нас в дорогу!
Выстроились мужчины в колонну и с гиканьем прошагали на радости не два, а
четыре раза - от кабака до околицы и назад, и опять...
И снова пели замечательную песню.
Женщины, побросав товары, как и раньше, убивались, волосы рвали на себе и
мужей проклинали, а детишки от восторга вмиг все сделались невидимыми, и
никто уже не знает, какими шалостями они тешили себя.
Потом все уморились и вновь пошли пиво пить.
Сидели долго и на картину глядели да проникались верой в силы свои, но
наконец не выдержали, дружно повскакали и тут уж полетели прямехонько
домой - готовиться к вселенскому признанию.
К вечеру, когда спала жара, тронулись они в путь.
Впереди шагали таранные молодцы с дубинами на плечах да камнями за
пазухой, позади шли те, у кого злобный зуд в кулаках еще только
разгорался, и уж замыкали строй двое, что усилием мысли катили перед
собой, тачку, наполненную всякими бараньими ножками, окороками, пивом да
толстыми одеялами на случай лютых холодов.
- Гей, приятели! - покрикивал время от времени Старейшина. - Поддайте-ка
хорошенько!
И уж арретинцы поддавали, выдирая с корнем травы и кустики, ломая
столетние деревья, избивая птах и зверей.
Травы и деревья молчали, пригорки тяжко содрогались, пищали да скулили
твари земные и небесные - и только, никакого славословия не раздавалось,
шапок вверх никто не бросал, и признания свершенных доблестей арретинцы не
слыхали. Это злило их необыкновенно, и они, распаляясь, разносили в щепы
все вокруг, мордовали мир с лютостью бесподобной - шаг за шагом, каждую
пядь земли.
И, миновав лесок, явились они на самый край света, и лбами уперлись в
небесную твердь.
- Стой! - скомандовал Старейшина. - Дальше не пойдем! Привал!
- Вот, не вовремя подвернулась! - топнул ногой разгоряченный ратными
успехами Шпутька-Боксер. - Стоит здесь, понимаете ли!.. Кто она есть
такая, чтоб не пущать нас дальше? Подумаешь, твердь!.. Дави ее, ребята!
- Погоди-погоди, - остановил его Старейшина. - Нахрапом-то - негоже.
Все-таки небеса... Как ни крути, материал тонкий, поди, хрупкий...
- Да чего там! - закричали все. - Дрянь всякая на пути станет, а мы -
жалеть?! Разнести к чертовой матери!
Но, как ни долбили они твердь, как ни швыряли в нее камнями да дубинами,
никакой, даже самой захудалой трещинки не получилось.
- Не дается... - вздохнул устало Старейшина. - Не пройти ее, видно. Ну да
ведь - на низком уровне работали, у основания, можно сказать! Слушай,