"Петр Николаевич Сигунов. Чернушка (Повесть) " - читать интересную книгу автора

появляются сначала крошечные, словно бусины, завязи-колобки с желтоватыми
колокольчиками. Только успеют колокольчики выбросить коричневые тычинки,
как завязи уже превратились в ягоды, похожие на кувшинчики шиповника.
В сумрачную влажную прохладу гремучих ключей спряталась черная
смородина. Она тоже радостно выбросила к солнцу медовые грозди коротких
бубенчиков.
А вот рябины с редкими яркими листьями-перезимками все еще никак не
опомнятся от зябких метелей. Сморщенные седоватые лепестки цветов
недоверчиво выглядывают из набухших кистей, словно боятся: а вдруг ударит
мороз?
Там, где кончается берег, за поясом серебряной черемухи, вперемешку
хороводились березы, осины, лиственницы, кедры, пихты, ели.
Березы - ровные, стройные и такие чистые, без темных пестрин, что
так и хочется их погладить. Белостволье еще не покрылось буйной зеленой
завесой, и потому лес просвечивается далеко-далеко, обнажая бурые скелеты
сухостоя.
Вот пирамида ершистого кедрика с острой вершиной. Стоит кедренок
горделиво, широко раскинув руки-ветви, словно хочет раздвинуть, прогнать
непокорных, напористых соседей. Каждый его ус, жесткий, трехгранный,
собран в пучок по пять штук.
Рядом с ним пушисто распускается лиственница. У нее такие пахучие,
такие нежные иголочки, что непременно хочется остановиться и прижаться к
ним щекой.
А вон змеисто ползет разлапистый пихтач, поблескивая росистыми
омоложенными верховниками.
В стылом вечернем тумане синеют черноствольные ели-великаны. Они
тоже сияют чистотой и свежестью, словно радуются, что избавились наконец
от прилипчатой снежной тяжести.
На сухих пролысинах пригорков - голубоватый, кудрявый ягель, белые
островки распускающейся брусники, мохнатые шапки багульника. И повсюду,
куда ни кинь взгляд, призывно рдеют крупные темно-фиолетовые и малиновые
бутоны марьиных кореньев - диких сибирских пионов.
Саша Волынов носился по влажным полянам пестрого разнотравья, как
вырвавшийся из тесной зимней конюшни жеребенок.
Он нарвал охапку оранжевых махровых жарков и ярких марьиных
кореньев.
- Какие чудесные анютины глазки! - восхищался Сашка, потрясая
тяжелым букетом.
Курдюков расхохотался:
- Ничего себе Анюта! Форменная красавица, да и только! Один глаз
красный, как у злой крольчихи (он имел в виду дикий пион), второй -
желтухой заболел (прораб-геолог так ехидно окрестил сибирскую
купальницу - цветки жарки, похожие на оранжевые звездчатые шары с
причудливо разными пятилапчатыми листьями).
Моя голова кружилась от хмельной смеси сладковатого запаха
багульника, грибного аромата ягеля, смолистых паров лиственниц; от
острого, благоухающего настоя черемухи, смороды, клейких листиков березы.
Я хорошо понимал взволнованность городского парня. Ведь Волынов
увидел настоящую, не тронутую человеком тайгу впервые. Он был ошеломлен
ее сияющим весенним нарядом, когда все вокруг цвело и ликовало, наливаясь