"Иван Иванович Сибирцев. Золотая цепочка " - читать интересную книгу автора

везло, то разом - и техническая сенсация, и полная казна.
А вскорости опять пустая мошна. Раздаст деньги на сиротские дома,
заложит сколько-то школ, снарядит геологическую экспедицию на Север,
задумает железную дорогу тянуть к будущим сибирским Клондайкам...

Катер все углублялся в море. Огоньки Сочи уже давно растаяли и погасли.
Мгла была бы совсем непроглядной, если бы не звезды. Они то осыпались
жаркими искорками во вспученную волнами и шумом морскую хлябь, то, словно бы
стянутые магнитом, смыкались в узоры на низком небе.
- Словом, и мореплаватель, и плотник... - сказал Зубцов.
- Если угодно - да. - Каширин вскинул острый клинышек бородки, сверху
вниз посмотрел на Зубцова, переждал накат волн. - Возможно, Анатолий
Владимирович, это вам покажется крамолой или я излишне субъективен, но
диалектика истории такова, что сибирское купечество в условиях
полуфеодальной России было силой в известных пределах прогрессивной. И не
стоит преуменьшать цивилизаторскую и просветительскую роль отдельных
представителей сибирского купечества.
Конечно, в массе своей оно, как всякое купечество, было диким и алчным,
но в этой массе встречались и весьма оригинальные натуры. Александр
Михайлович Сибиряков, автор многих трудов по экономике и географии Севера,
финансист знаменитых экспедиций Норденшельда и Григорьева, человек, чье имя
и поныне носит один из наших ледоколов; Николай Васильевич Латкин, перу
которого принадлежит более трехсот статей в словаре Брокгауза и Эфрона;
Геннадий Васильевич Юдин, создатель уникальной коллекции книг, которые ныне
составляют основу Славянского отдела библиотеки Конгресса США; Иннокентий
Кузнецов, талантливый историк, археолог, журналист, писатель, - все они
крупные купцы, золотопромышленники, денежные воротилы и вместе с тем весьма
заметные величины в дореволюционной сибирской культуре...
Палуба раскачивалась под ногами, Каширин утвердился на ней прочнее, и,
заключил тем же тоном:
- Климентий Бодылин с полным основанием может быть отнесен к их числу.
- А не идеализируете вы Бодылина? И энциклопедист он, и в горном деле
хозяин не только по имущественному положению. В то же время сами говорите:
делал деньги, чтобы двигать науку, двигал науку, чтобы делать деньги... Не
кажется ли вам, что многое предпринималось им ради саморекламы:
"Отец-благодетель града и храма, покровитель искусств и наук..."
- Во многом вы правы, но и не упрощайте: все ради прибыли. Климентий
Данилович был прирожденным инженером, питал страсть к изобретательству, к
смелым экспериментам. Они доставляли ему истинное наслаждение. В отношениях
же с рабочими Бодылин слыл справедливым, во всяком разе никогда не унижался
до обсчетов, спаивания, рукоприкладства...
- Видимо, слыл в своем кругу белой вороной, - сказал Зубцов, с
удивлением чувствуя, что проникается невольной симпатией к этому многоликому
Бодылину.
- Если хотите, да, белой вороной. Вообще он видится мне личностью
довольно трагической. Помните у Горького, Егор Булычев говорит: не на той
улице живу. Так вот, Бодылин тоже не на той улице жил и понимал это. Но
перейти на другую улицу не хватало духа.

...Весна двадцать первого года. Схваченная апрельским утренником земля