"Юрий Шутов. Собчачье сердце ("Ворье" #1) " - читать интересную книгу автора

коммунальных трущоб Октябрьского района голосовать за меня. А главное (тем,
что свела меня с Собчаком и ему подобными "прорабами" разрушения страны.
Именно с ее помощью мне удалось вблизи понаблюдать их "работу", а также
присутствовать при зарождении новой социально-экономической формации,
названной для простоты "рыночно-базарной". Благодаря Курковой мне удалось
узнать, кто и как разгромил нашу Державу, а также тех, кто им в этом помог.
Личные заслуги Бэллы Курковой в деле уничтожения СССР оценены не
сполна. Поэтому кроме нынешнего права пользоваться депутатской авиакассой и
отдельным входом на летное поле, думаю, впоследствии ей дадут какой-нибудь
чинишко либо безбедную кормушку на старость. Сама же Куркова свой вклад в
грандиозное антинародное преступление считает значительным. Очень гордится,
но только боится, что в случае, если нашему народу удастся отстоять свою
землю и победить, то ее, как она выразилась, "обязательно, несмотря на
возраст, повесят на первом фонарном столбе". Куркова это часто повторяла с
надеждой ошибиться во время наших совместных совещательных прогулок вокруг
пруда в Парке авиаторов, что напротив ее дома. Иногда нас сопровождала
курковская беспородная собака, унаследовавшая от случайной встречи своих
предков белый мех, малый рост, хвост кренделем и начисто лишенная признаков
щедрой плодовитости. Вопреки бытующeму мнению о схожести повадок домашних
животных с хозяйскими, пес был добр, некусач и незлобен.
Из многочасовых бесед с Курковой я понял, что весь политический
маскарад с ее участием ей самой нужен только для отвлечения от сугубо
личной, чисто человеческой неудовлетворенности.
Помнится, как Куркова вдруг захотела посетить церковь, которую
"демократы" взяли в моду посещать. Над Смоленским кладбищем, заросшим
репейником с лопухами, безостановочно разрывая воздух, кружило шумное
воронье, вероятно, прикидывая сверху отсутствие свежих покойников и
перспективы еще живых. Это кладбище с его двумя небольшими церквами стало в
последнее время местом паломничества к могиле Блаженной Ксении
Петербургской. Тут не было привычного на Руси ослепления великолепием
каменных кружев собора, сверкающего своими витражами, богатством иконостаса,
золотом крестов, а также созвездиями свечей в тенях старинных сводов и
гармоничным пением хоров. Здесь все было на скорую руку и непрочно.
В деревянной, маленькой, свежевыкрашенной, подслеповатой часовне с
густым запахом ладана топталось много народа, в большинстве своем женщины.
Пока Куркова, ведомая наитием, расставляла в подсвечники купленные мною тут
же в киоске свечи, я разглядывал часовню и паству, а все разглядывали
популярную Куркову. Одна дама в кокетливой шляпке с небрежно прикрепленными
к полям останками неведомой хищной птицы, в костюме оттенка резеды и лицом
неподражаемо суровым, напоминавшим по цвету малину в сахаре, завидя Куркову,
тут же прекратила скорбеть по, надо полагать, давно утраченной невинности,
и, разукрасив себя улыбкой, довольно бесцеремонно попыталась вступить с
Бэллой в разговор, чем, видимо, помешала ей сосредоточиться. Реакция
Курковой была неожиданно-неуместной. Обладательницу кокетливой шляпки она
резко принародно шуганула, что вызвало под сводом часовни неодобрительное
оживление. Когда мы уже отъехали, я шутя попытался выяснить причину такой
несдержанной "доброжелательности" в храме Божьем. Ответ ее был по-мужицки
прям и краток. Стало предельно ясно: истинный жизненный путь носительниц
этакой "добросердечности" и людоедской "приветливости" должен пролегать
вдали от храмов человеческой веры и добродетели.